В тольяттинском Музее актуального реализма (МАР) до конца месяца работает передвижная выставка «Ноев ковчег», созданная в рамках проекта «Арт-Мастерская XXI». Причем принять ее в этом году посчастливилось, кроме МАР, только центральным художественным музеям Москвы, Казани и Саратова.
Именно МАР принимает и выставки проекта «Красные ворота/против течения», которые также организует Творческий союз художников России и поволжское отделение Российской академии художеств, которое возглавляет Худяков. Константин Васильевич является и автором проекта «Арт-Мастерская XXI», или всероссийского форума молодежных творческих мастерских, который проводится с 2019 года.
Выставка впечатляет не только количеством и профессиональным качеством работ. Зрители с восхищением отзывались о творчестве достойной смены маститых живописцев, полагая, что многие из имен прогремят вскоре за пределами страны. Было интересно сравнивать между собой разделы разных мастерских. В каждой даже разные авторы чем-то схожи. Вот, например, мастерская под названием «Пермское вымирание». В аннотации, подготовленной каждым руководителем, Александр Греков говорит:
– Пермский период в истории известен вымиранием 96% всех морских видов и более 70% наземных. Сегодня мы вновь стоим у ворот, за которыми – пропасть, и человечество как будто готово сделать решительный шаг. Это системный кризис: расширять рынки сбыта некуда, экономика в тупике, единственным способом перезапустить систему представляется «обильное кровопускание», передел сфер влияния.
Какая связь между библейским мифом и крахом нынешней экономической модели? Всё просто: для катастрофы человечеству больше не нужен Бог, его карающий меч. Оно справится с самообнулением…
Да, новый проект похож на «Красные ворота»: в том для художников выбирались 10 тем, а в этом – только одна. И это – «Ноев ковчег». Библейский сюжет, может, не все знают или помнят. За грехи человечества Бог решил «обнулить» его всемирным потопом, позволив спастись только праведнику Ною с семейством. На ковчег взято было «каждой твари по паре» из животного мира. Существуют, кстати, многочисленные апокрифы, в частности такой: кошки не было изначально, она возникла чудесным образом уже во время плавания.
Тема интересная, глубокая, простор для фантазии предоставлен огромный. Ведь каждый творческий человек, начиная размышлять на заданную тему, может настолько удалиться в дебри интерпретаций, что простому зрителю долго придется размышлять у холста:
– А что же хотел сказать художник?!
Но ведь это и замечательно! Гуляя по экспозиции, какие-то работы просто мельком окидываешь взглядом: слишком понятно, не зацепило. А у каких-то задерживаешься надолго, чувствуя что-то очень важное, то, что необходимо понять, запомнить, даже исследовать, поискав в интернете.
Единственное, чего не было – проходных работ, не цепляющих мастерством. Порой даже не понимая сюжета, долго стоишь у работы, восхищаясь умелым мазком, необычной композицией или тревожащим колоритом.
Вот если говорить о работах участников «Пермского вымирания», то именно тревога, какая-то депрессивность объединяет, как и удивительная манера их исполнения. Да, это реализм, и очень качественный. Но в нем больше экспрессии, пренебрежения традиционными условностями и, конечно, сложного символизма.
Пожалуй, больше всего меня лично зацепили работы пермяков. А из них особенно два автора. У Константина Масленникова всё понятно: под огромной трубой какого-то коллектора на окраине сооружена лачуга из картона, у входа в которую – стоптанные башмаки и… коробка с тортом. Называется картина «День рождения». Поверьте, трогательно до слез.
У Валерия Шангайта, похоже, диптих. Работы «Прорыв» и «Погружение» посвящены представителям опасных профессий. Но эти две работы на выставке расположены не рядом, хотя их объединяют и авторство, и тема. В других разделах я тоже заметила эту особенность развески картин. Чем объясняется, пока не поняла, но причина должна быть серьезная. В первую очередь, на мой взгляд, она еще более усложняет восприятие и без того непростой темы.
Хотя нет, если работы действительно заявлены как диптих или триптих, то их не разделяют. Как, например, у Александра Воронкова, представителя мастерской «Берег». На двух крайних работах триптиха «Чаши гнева» ангелы изливают огненную лаву куда-то вниз, очевидно, на грешное человечество. А на центральном холсте над огненным морем воспаряет ковчег, нагруженный храмами, исключительно православными. Несмотря на несомненное качество исполнения и размер полотен, не впечатлило – слишком просто, слишком в лоб.
Очень о многих работах хочется рассказать, заочно поспорить с некоторыми авторами, обсудить впечатления, задать вопросы. Почему, например, в своей работе «Выбор» Полина Шекурова использовала столь странную композицию? Почему между женщиной, сидящей на стуле, и столиком с чашей гранатов столько пустого места? Центром композиции становится пустая стена, что неправильно по традиционным канонам.
Постояв перед очень красивой литографией «Ночь в музее» Анны Канфер, не уразумела, кто на ней. Спящий сторож и сошедшие с витрин манекены-экспонаты? И причем здесь Ноев ковчег?
Еще надолго задержалась перед сложной инсталляцией Николая Рындина. В ней две части. Склеенные керамические горшки на пьедесталах соседствуют с телеэкраном, на котором в замедленной съемке мужчина, вероятно, сам автор, эти горшки разбивает. Конечно, пришлось полезть в интернет:
– Японское искусство реставрации керамических изделий с помощью лака, полученного из сока лакового дерева уруси, смешанного с золотым, серебряным или платиновым порошком.
Нашла еще такое выражение:
– Восстанавливая разбитую чашку, восстанавливаешь себя.
Это уже кое-что объясняет. Всё интересно на этой выставке. Например, только вчитайтесь в название уфимской мастерской. Не какой-то одной картины, а мастерской! «Страдающим от морской болезни на разбитом ковчеге, плывущем сквозь бесконечные дожди нового вавилонского океана».
Саратовцы же название своего объединения «Плавание в символической плоскости» воплотили в оформление работ, поражающее своей необычностью:
– Изображения мы поместили в контур пентаграммы (это знак, оберегающий от всякого зла), а в качестве рамы выступает конструкция из трех колец, соединенных по принципу армиллярной (небесной) сферы. Расположенные на горизонтальной плоскости сферы адресуют зрителя к звездно-планетарной тематике. Если расположить их на вертикальной поверхности, они напоминают судовые иллюминаторы: «и звезды небесные погрузятся в воды глубокие и превратятся в звезды морские»…
Да, после осмотра всей выставки у меня возникло впечатление, что так называемая провинция в плане креатива сейчас опережает столицу. Может, это только мое субъективное мнение. Конечно, видится и явное стремление эпатировать зрителя. Мне, например, показали, как нечто особенное работу «Коба» Станислава Рикшкововеца. Ее мало кто понял, говорят, пока не объяснили кураторы.
– Но тут же всё понятно, – сказала я. – Материал указан – сталь. Силуэт профиля вождя создан как бы пробоинами от пуль.
– Да это не «как бы пробоины». Получали специальное разрешение на стрельбище, чтобы создать очередями из автоматов этот рисунок…
Ну, да… Представляю, если бы мне дали в руки хотя бы пистолет. Тут такая меткость нужна! Но ради чего все эти сложности? И какую роль играл бы Коба-Сталин на Ноевом ковчеге?
На выставке была
Надежда Бикулова, газета «Вольный город Тольятти»