Заведующий офтальмологическим отделением клинической больницы № 5 Александр Александров создал для пациентов настоящий лечебный конвейер.
Оказывается, не только на производстве такая форма организации труда эффективна. Прозревшие с помощью конвейера больные люди восхищаются профессионализмом врачей и нередко в порыве благодарности посвящают им стихи. Одно из таких стихотворений написала моя любимая учительница русского языка и литературы Мария Даниловна. Всю жизнь она несла свет знаний своим ученикам, но не так давно из-за болезни стала терять зрение, и привычный дневной свет уже казался ей недостижимой роскошью. Духом Мария Даниловна воспрянула только после операции, и сразу же написала окулистам оду, ведь, по ее мнению, «возвращать ослепших к свету — прекрасней доли в мире нету».
— Чем не информационный повод для общения с офтальмологом? — подумала я. Тем более что статистика неумолима: в России почти каждый второй житель имеет проблемы со зрением. Как, интересно, дела обстоят в Тольятти?
Оказывается, самое крупное офтальмологическое отделение самой большой российской больницы (ТГКБ № 5) забито под завязку. А оно рассчитано на 90 коек! Тем не менее очередь расписана на год вперед. Причин несколько. Как рассказал заведующий отделением Александр Александров, во-первых, население когда-то самого молодого города страны постепенно постарело. Во-вторых, развернулся поток пациентов, уезжавших сотнями на операции в Чебоксары и Самару. Почему? Потому что помимо самого новейшего оборудования в офтальмологическом отделении КБ № 5 гарантируется качество хирургического лечения. Александр Иванович уточнил:
— Есть правило шведского психолога Эриксона — правило 10000 часов. Эриксон доказал, что каких бы неординарных способностей ни был человек, для полного профессионализма в своем деле он должен этому делу посвятить 10000 часов. Что касается хирургии — настоящий профессионал должен сделать 10000 операций — это достаточно много. На сегодняшний день четверо из шести ведущих хирургов офтальмологического отделения сделали порядка 10000 операций. Многие пациенты задаются вопросом: «Как выбрать врача»? Я бы ориентировался именно на это правило. Не важно, какой хирург — мрачный, малоразговорчивый, но если сделал 10000 операций, ему можно довериться.
По словам Александра Ивановича, ситуация в офтальмологическом отделении в корне изменилась за последние десять лет, в течение которых аппаратура полностью обновилась. Врачи получили первые факоэмульсификаторы (очень качественные импортные машины для удаления катаракты), появилось оборудование для диагностики глазного дна — когерентный томограф, который позволяет посмотреть сетчатку, зрительный нерв на клеточном уровне. Основные сдвиги, соответственно, произошли как в плане диагностики, так и оперативного лечения.
В офтальмологии все изменилось очень быстро. Совсем недавно при удалении катаракты не делали бесшовных операций. Делали большой разрез, удаляли катаракту, ставили искусственный хрусталик. Сегодня тольяттинские врачи используют новую бесшовную технологию, удаляют катаракту методом факоэмульсификации, для чего в 2014 году купили новый американский аппарат. При устаревшей технологии катаракта должна была созреть, старики, бывало, просто-напросто не доживали до долгожданной операции, для бесшовного удаления катаракта должна быть мягкой, незрелой. Катаракта сегодня — самое распространенное глазное заболевание, 80 процентов пациентов приходят именно с ней. На Западе и в США как только начинается катаракта, ее удаляют. У нас врачи спрашивают, насколько качество зрения устраивает человека? Приходит, например, к нашим офтальмологам дальнобойщик. У него острота зрения днем составляет 100 процентов. А ночью и вечером он ехать не может — его слепят фары. Катаракта, значит, только началась, но уже первые проявления мешают человеку в работе, поэтому врачи его оперируют.
Как любой журналист, я ждала от оперирующего хирурга каких-то невероятных историй про спасение зеницы ока, но собеседнику, как оказалось, абсолютно чужд пафос, и громких слов он не любит.
— Я не говорю, что работа офтальмолога лишена творческой жилки, но по большому счету мы работаем по стандартам, от которых отступать нельзя, — констатировал Александр Иванович. — Сегодня многое во время операции определяет машина. Чтобы она работала нормально, надо соблюсти все стандарты. Во всем цивилизованном мире офтальмологи делают большое количество операций за счет высоких технологий, работают по принципу конвейера. На сегодняшний день у нас в отделении тоже существует конвейер. И это очень хорошо! значит, с большими проблемами мы не сталкиваемся, они случаются, но единично. Раньше прооперированному пациенту в течение недели уколы делали, лечили, а сегодня на следующий день после операции он уходит домой. Каждый день у нас производится от 30 до 40 операций, порядка 4000 в год. За последние пять лет в три раза увеличилось количество операций. Значит, уровень предоставляемого лечения стал выше.
— То есть заслуга заведующего отделением в том, чтобы внедрить новейшие технологии, поставить их на конвейер?
— Да, если администрация это понимает, идет навстречу — замечательно. В лице главного врача нашей больницы я всегда нахожу полную поддержку. У нас нет ни одного аппарата, который не используется на 200 процентов. Для Тольятти иметь такой уровень оснащенности — просто супер. Вообще в Самарской области доступны всем очень дорогостоящие методы лечения. Например, сегодня распространено заболевание сетчатки макулодистрофия (влажная форма), которая, если не лечить, достаточно быстро заканчивается слепотой. Во время лечения делается одна инъекция в глаз, ее стоимость — 50 тысяч рублей. Мы таким больным помогаем в рамках ОМС, дорогостоящий препарат закупается в очень больших количествах.
— Глаза — это зеркало души, «окна» в окружающий мир. Какое определение вам ближе?
— Глаза — один из самых главных органов. Это все равно, что задать вопрос зрячему человеку: «А что лучше — ослепнуть или умереть?» Поэтому, повторю, ни в одной отрасли медицины нет таких стремительных изменений, как в офтальмологии. Российская офтальмология развивается очень динамично благодаря тому толчку, который когда-то ей дал академик Святослав Федоров. Технологии, требования к зрению за последние годы сильно изменились. Когда 30 лет назад я начинал работать, мы, вставляя больному искусственный хрусталик, восстанавливали зрение до 40 процентов, результат считался замечательным. Сегодня пациенты стремятся получить стопроцентное зрение. Это позволяет сделать качество технологий, используемых расходных материалов, точные расчеты. Да, в связи с кризисом доля импортных материалов сократится, но импортозамещение в офтальмологии идет давно, и те же искусственные российские хрусталики во время операций мы ставим не первый год. Есть, конечно, какие-то особенности в имплантации, работе хирурга, а для пациента практической разницы нет.
— Возвращаясь к вашему лечебному конвейеру. Что может осложнить его работу?
— Все было бы гладко, если бы мы только оперировали поступивших к нам пациентов. Но в поликлиниках сейчас нет офтальмологов. В 1990 году, например, я работал в поликлинике № 5, нас было четверо. А сейчас — ни одного. Из-за низких зарплат окулисты не держатся, уходят в частные фирмы, где можно заработать в четыре-пять раз больше. Пациенты поликлиник, соответственно, идут к нам, отдаем много сил еще и амбулаторной помощи, бывает до 50 обращений в день.
— Каковы перспективы развития вашего отделения?
— За последние годы глазные болезни не только помолодели, но и стали более тяжелыми. Глаз — мишень № 1, которая поражается при сахарном диабете. Отсюда перспективы развития — хирургия сетчатки. Направление дорогостоящее, но необходимое оборудование мы закупили.
— Почему в качестве профессии вы выбрали именно офтальмологию? Хотите, чтобы ваши дети пошли бы по вашим стопам?
— Офтальмология — настолько моя сфера деятельности, что не могу представить, как смог бы работать кем-то другим — даже во врачебной специальности. В мое время попасть в офтальмологию было практически невозможно, но существует понятие «судьба», и я уже в восьмом классе определился: буду врачом. Проблем с учебой никогда не было. После института уехал в Йошкар-Олу, где работал вместе с доктором, поддерживавшим отношения с академиком Святославом Федоровым, который нашему отделению даже инструментарий подарил. У меня сразу появилась возможность работать, причем самостоятельно, никаких препятствий на профессиональном пути не преодолевал. Если человек очень хочет и ставит перед собой реальные конкретные цели, то добивается их.
Моему сыну пока 14 лет, наверное, говорить о его профессиональном самоопределении еще рановато, но я бы хотел, чтобы он пошел по моим стопам.
— И последний вопрос: как вы думаете, почему даже в сегодняшнее жесткое время люди часто пишут стихи именно врачам?
— Многое определяется отношением, мы с пациентами общаемся на равных. Я был на стажировке в Израиле, там доктора называют просто по имени, возникают доверительные, теплые отношения. В медицине это важно! В Израиле любой поликлинический доктор знает все, то есть качество врачебной подготовки там выше, причем нет экзаменов при поступлении в университет на медицинский факультет. Смотрят всю предыдущую жизнь абитуриента — нельзя, например, иметь тройки за весь период обучения в школе, то есть со средними способностями человек в медицину не попадет. А у нас уровень подготовленности врачебных кадров страдает, в том числе из-за платного образования. Но очень хочется верить, что когда-нибудь все изменится…
Интересно:
Больных катарактой в России — больше 10 млн, из них ежегодно оперируется около 400 тысяч человек. Причем методом факоэмульсификации (через два минимальных прокола по 2 мм) — 240 тысяч (64% от общего количества катаракт), а 135 тысяч (36%) — по старой методике (разрез 12 мм, швы, долгая реабилитация). Даже в Индии на 100 тысяч населения делают факоэмульсификаций в 3 раза больше, чем у нас. Чтобы достичь уровня США, нужно увеличить количество операций методом факоэмульсификации в 4 раза, считают российские специалисты.
Ольга Пимантьева, газета “Площадь Свободы”