«Двадцать второго июня
Ровно в четыре часа
Киев бомбили, нам объявили,
Что началася война…»
Строки этой песни стали каноническими. Но моя собеседница, урожденная киевлянка, утверждает, что Киев бомбили дважды. Первый удар действительно был нанесен ранним утром. Второй – несколькими часами позднее. «И вот тут самое интересное…»
Раиса Крупецкая – пенсионер, в прошлом журналист. В 2011 году Совет ветеранов Октябрьского района наградил ее почетной грамотой как внештатного корреспондента радиостанции «Эхо Москвы» в Самаре «за высокий уровень подготовки материала о ветеранах Великой Отечественной войны».
Что такое фашизм
Когда началась война, Рае было всего два года. Настоящее имя ее отца Кельман Вольфович, но для простоты общения он представлялся Николаем Владимировичем. Маму звали Ольга Лазаревна. Отец женился поздно. В сорок лет получить первенца, да такую резвую девчушку, – Николай не мог нарадоваться на дочь!
– Накануне 22-го принес мне книжку со слоном, – говорит Раиса Кельмановна. – Я залопотала: «Слон, слон!» Папа сказал: «Завтра идем в зоосад».
Семья снимала дачу в 20 – 25 км от Киева, на узловой станции Васильково. Отец работал агентом по снабжению на 215-м авиационном заводе. В то утро перед уходом заказал жене вареники с клубникой. Но до возни с варениками ей предстояло дело похитрее – вымыть голову своенравной дочери.
– Я стала вырываться, – вспоминает Раиса Кельмановна. – И в это время – взрыв!.. Стекла посыпались. Мама выскочила на улицу. Низко летит самолет с черным крестом. И летчик из кабины показывает кукиш. Мол, вот вам! Мама со мной на руках мчится в бомбоубежище. Это я сама запомнила: крики, давка, духота…
Когда опасность миновала, Ольга Лазаревна вернулась домой. А какой это теперь дом? Все разбито и осквернено. Мать села на бревно, прижала к себе Раю и зарыдала.
– В эти первые минуты, пережив бомбежку, она поняла, что такое фашизм, – говорит моя собеседница.
В первый день войны… в зоосад!
– Вернулись в Киев, – продолжает Крупецкая. – И что же сказал мой отец? «Ребенок должен быть в зоосаде!» Мама кричит: «Коля, опомнись, какой зоосад?!» – «Нет, я обещал». Берет меня на руки, мама, конечно, тут же цепляется, и мы вместе отправляемся на прогулку. А народу – битком! Киев плевал на все. Крещатик веселился. Видимо, еще не дошло…
После зоосада семья зашла в магазин. В очереди пересуды – мол, немцы высадили десант, одетый в женские платья.
– Здоровым бабам, наверное, в тот день досталось! – усмехается Раиса Кельмановна. – Но что интересно – четыре часа прошло после первой бомбежки. И никаких мер не принято!
Когда я слышу о боеспособности советских войск, меня трясет от злобы. Столицу Украины бросили на расправу!
215-й авиационный завод спешно эвакуировался в Куйбышев. Поездами вывозили оборудование и инженерно-технический состав. Такие, как Николай Владимирович, добирались самостоятельно. Их снабдили бричкой, лошадьми, продуктами.
Два пророчества
Соседи по бричке подло обманули. Беженцы заночевали в какой-то деревне. А проснувшись, обнаружили только свои личные вещи. Хозяину было сказано: «Мы подобрали эту семью из жалости, а дальше пусть сами…»
На попутке семья добралась в Харьков.
Брат матери Леонид работал на тракторном заводе. Ждали с супругой ребенка… А семейство пополнилось раньше: Ольга с домочадцами, да еще одна сестра, в тот же день прибывшая из Винницы.
– Влетает тетушка Клара с чемоданами в руках, – вспоминает Раиса Кельмановна. – Мама кричит: «А где остальные?!» – «Они там остались…»
Ольга Лазаревна тогда сказала: «Я их больше не увижу…» Слова оказались пророческими.
Еще одно пророчество прозвучало в тот день. Вернувшись с завода, брат с горечью заметил: «Сестры, я с вами прощаюсь навсегда. Оружия у нас мало, патронов мало, а приказ – стоять до последнего, чтобы успеть вывезти оборудование». Тракторный завод срочно эвакуировался, чтобы на новом месте начать выпускать танки. Немцы убили всех – Леонида, его жену, новорожденного…
Другой брат, Яков, был директор маслозавода. Когда вывозили оборудование, грузовики сумели прорваться вперед, а легковушки немцы перехватили. Якова, его жену, дочку, тещу и тестя – всех вывели из машины и расстреляли.
Заноза и пуля
– В 1918 году немцы уже хозяйничали на Украине, – говорит Раиса Кельмановна. – Тогда все было по-другому. Моя бабушка, еще молодая, чистила рыбу и занозила палец. Началось нагноение. Дед пошел к немецкому врачу и попросил помочь. Тот вытащил занозу, приложил лекарство, забинтовал. А после стал приходить в гости. Он очень тосковал по своей семье, а тут дети… Немецкий врач стал другом семьи. Когда прощались, все плакали…
– Поэтому и ожидания были другими, – продолжает моя собеседница. – Тетя рассказывала, что бабушка только отмахивалась от ее предостережений: «Ай, Клара, перестань панику сеять! Что они сделают – мы старые люди!..»
В 18-м плакали, прощаясь, а в 41-м немцы выгнали дряхлых стариков рыть себе могилы. Семьи стояли и смотрели. Помогать не разрешалось. Потом стали их туда сбрасывать. И засыпать – живьем.
Раиса Кельмановна вспоминает по рассказам очевидцев:
– Бабушка от шока, видимо, в уме повредилась – стала танцевать. И, приплясывая, приближалась к немецкому офицеру. Он ее застрелил. Моя тетка Рахиль… Со своим библейским именем она была изысканно красива! Когда шла по улице, люди оглядывались… Рахиль расстреляли. Жениха ее тоже расстреляли. Тетю Соню расстреляли. А моих двоюродных братиков… Старшего мама называла «Дусик». Такое домашнее имя. Милый, прелестный малыш. Лет пять ему было, когда немцы о дом разбили… И младшего тоже. Детей швыряли о стены. Я как-то по наитию сказала: «Пожалели патроны». На днях слышу: «Гитлер велел экономить патроны». С детьми и стариками – это было массовое явление. Я разговаривала с людьми, которые пережили Освенцим. То, что они вспоминают, – на грани сумасшествия…
«Выковоренные»
От Харькова до Куйбышева семья добиралась три месяца. Вышли из туннеля – вся привокзальная площадь забита. Отец сказал: «Нечего здесь делать». По профессии Николай Владимирович был кожевник. Инспектор по кадрам предложил ему должность директора «Заготживсырья» в селе Утевка. Перед отъездом из Киева с завода всех увольняли, понимая, что в пути всякое может случиться. Отец тут же получил приказ о новом назначении.
В небольшом селе эвакуация свела воедино людей всех профессий, национальностей и вероисповеданий.
– Беженцев называли «выковоренные», – говорит Раиса Кельмоновна. – Это верно. Дали нам избу: скамья, кровать, печь. Отец все время по командировкам. Мама тяжело болела, лежала в больнице. Я росла самостоятельной. В любую дверь стучала: «Есть хочу». – «Айда, накормим!» Никого не боялась. Отчаянная барышня.
Председателем райисполкома был Качимов. Имени-отчества моя собеседница не помнит, все так и обращались к нему: «Товарищ Качимов». Идеальный коммунист, словно с экрана сошел: вежливый, внимательный, всем поможет, никому не откажет.
Со своей бедой люди шли и к отцу Раисы Кельмановны. Однажды в дом постучалась беженка из Белоруссии. Зима, работы нет, сидят на холодной печи. Дрова нарубить – сани нужны, лошадь, топор… «Завтра с утра все получите, – сказал Николай Владимирович. – Мальчики у вас уже большие, справятся». Семьи подружились. А когда за тетей Фаней приехал ее муж, командир партизанского отряда, он буквально встал на колени перед Николаем Владимировичем: «Спасибо, родной человек, что спас мою семью!»
Могилы на Украине
– Где застала вас Победа?
– В селе Богатое, – отвечает Раиса Кельмановна. – Накануне была Пасха. Бабы нарядились, щеки накрасили, в волосы воткнули бумажные розочки. Поют, пляшут… 9 мая прибегает наша квартирантка, колотит в дверь: «Откройте скорее!» А мои родители уже плачут, стоя у радио тарелки. Я спрашиваю: «Папа, а не могут немцы снова на нас напасть?» – «Нет, дочка. Теперь уже конец». Все обнимались, целовались. На улице незнакомые люди бросались друг к другу. Это было такое счастье! Но после еще приносили похоронки…
– Как-то зубрю урок: «Зиновьев – шпион, Бухарин – шпион, Троцкий – шпион…» Историю СССР изучаю, – продолжает моя собеседница. – А папа буквально затрясся: «Я тебе сейчас кое-что скажу. Если хочешь, чтобы папа твой сел в тюрьму, разболтай это». – «Пап, а что?» – «Но я говорю со взрослым, а не с ребенком…» Я молчу. Тогда он отчеканил: «Ни Зиновьев, ни Троцкий, ни Бухарин, ни Каменев шпионами не были! Это выдумка Сталина. Тысячи невинных людей он погубил…» А-а!.. Кошмар. Мой папа, самый родной человек, – враг народа… Мне лет десять было. Представляете, как тяжело в таком возрасте, когда сталкиваются две правды. Каково мне после этого слушать учительницу в школе…
Профессор в университете говорил: «Куда ты лезешь в журналистику? Что тебе там делать?! История! Античная история! Там ничего не меняется…» А я так любила журналистику! Меня муж бросил с полугодовалым ребенком, без образования, я на грани была. Начала писать – спаслась. Потом диплом получила…
В жизни Раисы Кельмановны есть интересные и сложные периоды, освещать которые она наотрез отказывается: «Это уже умерло».
Напоследок моя собеседница говорит:
– Самое страшное, что бывает в жизни, – это война. Не дай Бог, чтобы человек пережил войну, – ребенком ли, взрослым, старым… (Эмоционально). Вот 9 мая. Какой для меня может быть праздник, если вокруг меня пусто?! На Украине могилы, которых я никогда не видела. У меня никогда не было дедушки с бабушкой. Двоюродных братьев и сестер… Представляете, сколько вокруг меня могло быть родни…
автор: Анна Штомпель, “Самарские известия”
опубликовано: “Самарские известия”