Ребенком он застрелил предательницу в партизанском отряде.
Он участник войны, партизан, сын полка, бывший малолетний узник фашизма. Как и многие, кто пережил потрясения в юности, Роман Гольдберг выглядит крепким и веселым. Встречает меня с песней «Эх, путь-дорожка фронтовая». Шутит, предлагает чай и, кажется, совсем не хочет возвращаться к тем страшным годам.
«А помирать нам рановато –
Есть у нас еще дома дела…»
Помирать всегда рановато.
Особенно в девять лет…
Тайный ход
Роман Наумович родился в Белоруссии в селе Красная Слобода. Мама умерла еще до войны. Трое детей остались с отцом и бабушкой. Рома был самым старшим.
За неделю до нападения Гитлера на Советский Союз девятилетний Рома вместе с отцом и сестренкой приехал в Минск, к дяде Давиду Лейбовичу.
22 июня 1941 года Минск бомбили.
— Самолеты с крестами, взрывы, крики, паника, — рассказывает Роман Наумович. – Так началась для меня война…
Семья поспешила домой, где остались Лева с бабушкой. Но до Красной Слободы добраться не удалось. В 30 км, в местечке Копель, они попали в немецкую оккупацию. Национальность обрекала на мучительную смерть. Для евреев отгородили гетто – территорию размером с поселок. Колючая проволока, часовые. Сортировка людей: стариков отдельно, молодежь — отдельно. Партиями – на расстрел.
— Отец меня толкнул: «Беги!» – вспоминает Роман Наумович. – Я побежал. И случайно остался жив. Потом вернулся… Отец в нательном белье мертвый лежит. И сестренку нашел. Мертвую.
Мальчика приютили чужие люди. Спустя десятилетия Роман Наумович вспоминает о них с благодарностью.
Жизнь в гетто – все равно смерть. Быстрая или медленная. Не дозволялось ничего. На вопрос, чем они питались, Роман Наумович отвечает:
— Мы ели то, что еще оставалось. Никаких огородов – это было запрещено. Долго там не жили…
Убивали везде – в синагоге, на улице, дома.
— Искали всех, кто еще жив. Мы на крышку погреба поставили шкаф, а сами забрались тайным ходом через курятник. Это нас и спасло.
Как выбрались из-за колючей проволоки, Роман Наумович не помнит. Скорее всего, немцы посчитали всех мертвыми и сняли ограждение.
Так мальчик оказался у партизан.
«Страха не помню»
Партизанское движение в Белоруссии только начиналось. Сельчане стекались в леса со своим скарбом, коровами, лошадьми… Командиром отделения был Петр Кривега. Петр Гаврилович стал Роману вторым отцом. Жили в одной палатке, всем делились.
— Оружие выдали, как взрослому?
— Да, финку. Верхом до этого не ездил, а тут пришлось. Научился скакать, да со шпорами! Одна женщина из нашего отряда, повар, оказалась предательницей. Мне дали пистолет и сказали: «Твои родные погибли. Застрели ее». И я застрелил…
Этот милый, добродушный дедушка, с которым я разговариваю, ребенком убил человека. Война – это не просто зло, это извращение, если допускает такое.
— Страха не помню, — продолжает Роман Наумович. – Жажда мести, конечно, была. В разведку посылали. Наряжали по-всякому. Чаще всего ходил под видом деревенского мальчика. Конечно, в отряде меня жалели – такого мальца посылать. Но именно на такого враг не обратит внимания. А я узнаю полезную информацию.
Сыном полка Роман прожил около года. При первой возможности детей отправили в тыл.
В детдоме
Роман оказался в детдоме в городе Темников. Вновь стал учиться в школе, а впоследствии окончил ремесленное училище по специальности слесарь-инструментальщик.
— У меня был друг – китаец. Он мне сделал вот эту наколку. (Показывает иероглиф возле большого пальца). Так, от нечего делать…
Развлечения у детдомовцев были своеобразные. Например, кто больше всех подкинет ногой тяжелую металлическую штуку. Роман был в этом весьма искусен. Современным фристайлерам и не снилось! (Фристайл – искусство выполнения трюков с мячом – прим. авт.).
— За двойки нас били. Мы их называли «сексоты». Заведут в угол и избивают. Так следили за прилежанием. Но и мы были еще те! Лазили по подвалам, картошку воровали. Есть-то что-то надо…
Про День Победы мой собеседник говорит: «Помню, как стреляли, радовались и все такое…» А вот чтобы для детей был праздничный ужин – не помнит.
Подвиг и проступок
Давид Лейбович в 1941 году был эвакуирован в Куйбышевскую область. Работал зоотехником в совхозе «Красный пахарь». И активно разыскивал племянника. Наконец, спустя шесть лет, ему это удалось. Роман перебрался к дяде. Работал на Мехзаводе, в инструментальном цехе. Кроме того, разносил покупателям молоко от домашней коровы. Далеко приходилось топать…
В 53-м Романа призвали в армию. Тогда служили три года. Юноша начал службу в Моздоке. Получил звание сержанта. Потом перебросили в город Пушкин. Там Роман Наумович совершил маленький подвиг:
— Знамя от печи загорелось. А я был начальник караула. Вовремя среагировал и спас знамя. За это мне дали отпуск. А перед самым отпуском я впервые напился. И в Пушкине меня остановил военный патруль. Всю ночь я просидел на гауптвахте. Потом коридор у них вымыл. Мне сказали: «Отправляйтесь в часть и доложите, что вы были пьяный». Мог бы отпуска лишиться, но обошлось. В парадной форме прибыл в Куйбышев…
— Не было желания пойти по военной части?
— Нет, домой тянуло.
— А девушка у вас уже была к тому времени?
— Нет, какие девушки… (смеется).
С будущей супругой Роман Наумович познакомился уже «на гражданке». Они с дядей жили на ул. Льва Толстого в Самаре. По соседству – Серафима Ефимовна, тогда просто Сима.
— Помню, когда я приходил к ней в гости, она ставила пластинку, и мы слушали музыку…
Роман и Серафима поженились в 1957 году. Жили в старом домике без удобств. Сима работала продавцом в «Доме обуви», муж – на 4 ГПЗ. Вырастили троих детей: Михаила, Елену и Александра. Три года назад Серафима Ефимовна скончалась. Но, несмотря на тяжелую потерю, Роман Наумович не одинок.
— Вот они, не сосчитать, — с улыбкой показывает он на стену, увешанную цветными фото в рамках. – И внуки, и правнуки…
Есть и другие фотографии – черно-белые. Они лежат отдельной стопочкой. В 1990 году бывшие малолетние узники по специальной программе ездили в Германию. Для них проводились экскурсии по местам страшной памяти…
Роман Наумович с супругой посетил и свое родное село. Очевидцы рассказали, как фашисты расправлялись с евреями: топили в колодцах, расстреливали. Брат Лева и бабушка погибли. Квартирантов из Польши, «высоких и красивых» (по детским воспоминаниям Романа Наумовича), тоже не пощадили.
«Гладить и песни петь»
Когда стали закрывать заводы, Роман Наумович попробовал себя в новой профессии – учителя труда в школе №76.
— Удавалось ладить с детьми?
— О-о… Я знал, как с ними справиться! У меня была сирена. Только начнут хулиганить – я ее включаю. Они рты открывают. Выключаю и объясняю, за что. Так и поладили…
Сейчас в той же школе работает младший сын, преподает труд и физкультуру. Дочь Елена на пенсии. Михаил с женой уехали в Израиль.
После выхода на пенсию Роман Наумович возглавлял ревизионную комиссию Совета ветеранов области. В его обязанности входило решать организационные моменты и улаживать внутренние конфликты. «Иногда получалось, иногда нет», — так отзывается он об этом периоде. За активную общественную деятельность ветеран получил наручные часы от губернатора.
— А хобби какое, что вы любите?
На это Роман Наумович отвечает:
— Недавно я ходил в поликлинику. Невролог, как обычно, молоточком мне по коленкам постучала. И тоже спрашивает: «Что вы любите больше всего?» – «Я, — говорю, — больше всего люблю гладить и песни петь» (смеется).
С 1960 года у Романа Наумовича хранится грамота – 3-е место «За исполнение украинских песен на заводском смотре, посвященном 90-летию со дня рождения Ленина». Есть медаль «Ветеран педагогического труда». Одна из самых ценных – почетная грамота «За Благородство и Человечность, большой вклад в поддержку жертв нацизма и сохранение памяти о погибших в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.».
С Петром Кривегой, взявшим шефство над осиротевшем мальчиком в партизанском отряде, они вновь встретились спустя 35 лет. На Харьковском вокзале. Обнялись, расцеловались и поплакали от радости.
Оказывается, так бывает не только в фильмах…
Анна Штомпель, «Самарские известия»