Премьера театра «Секрет» посвящена мистификации Серебряного века.
Не бывала в «Секрете» лет десять, если не больше. Но ровно в День театра посчастливилось попасть сюда на премьеру. Если бы даже меня с завязанными глазами вели в этот зал, а потом развязали, первый же взгляд на сцену все прояснил бы: да это же «Секрет»! С его неизменными плащами, шпагами, множеством танцующих пьеро и дам, окутанных вуалем (узнаваемая хореография Валерия Железникова и Елены Лябиповой). С пением, стихами и картинами, рождающимися прямо на глазах у публики. Просто апофеоз искусств.
Конечно, и пьеса выбрана была соответствующая. Признаться, именно она поманила меня в «Секрет», новая, неизвестная еще, как позже выяснилось, никому, пьеса «Черубина».
Вообще-то, в основу пьесы заложена самая реальная история, случившаяся какие-то 106 лет назад у нас в России. Откуда же пьеро с пьереттами и черти с пиковыми дамами? Потрясающая литературная мистификация или, может быть, декадентская блажь разморенного коктебельским солнцем Максимилиана Волошина? (А где солнце и море, там и песок, и призрачные картины из песка в исполнении художника театра Марины Шилехиной, проецированные на большой экран, оказались очень удачными декорациями для спектакля.)
В течение всего лишь полугодия – с августа 1909-го по январь 1910-го – странными письмами и довольно манерными на сегодняшний вкус стихами совершенно реальный поэт и художник вводил в заблуждение весь литературный Петербург. Автором стихов была поэтесса с заурядным именем Елизавета Дмитриева. Считается, что и внешность ее была заурядной, что, впрочем, в реальной жизни не мешало романтичной хромоножке доводить мужчин до дуэли.
Однако, чтобы напечататься в популярном альманахе «Аполлон», понадобилось создать образ таинственной незнакомки, красавицы-католички Черубины де Габриак. Чем таинственней, тем значимее, тем желаннее… Закончилась реальная мистификация довольно прозаично. Развенчанная Лиля-Елизавета вышла замуж за инженера и уехала в Туркестан. Но спектакль совсем о другом!
Макс – это не совсем реальный Волошин, издатель Маковский и влюбленный в Лилю Гумилев сливаются драматургом в единого персонажа – Сержа. Впрочем, по замыслу авторов, в Черубину влюблены все мужчины Петербурга, их-то Серж и олицетворяет. Первый же из них, Макс – творец, Пигмалион, создающий свою Галатею. Но создающий не для себя – для нее самой:
– Ты должна поверить, что ты – Черубина, ты должна думать, как она, двигаться, как она, выглядеть, как она!
Серж (актер Сергей Якимович) в данной ситуации играет роль некоей лакмусовой бумажки, действенность опыта проверяется на нем. Главная же – Лиля-Черубина. Для которой на самом деле – в пьесе, не в жизни – важно не то, насколько сама она прекрасна, насколько она желанна. Ей важен лишь он – Творец, лишь для него она хочет быть желанной и единственной, и неважно, в каком образе – хромой Лили (роль которой блестяще исполнила Вера Перцова), или божественной Черубины… Роль Макса сыграл актер Александр Миронов, а роль Черубины – Марина Миронова. Но в спектакле не одна Черубина, а множество, ибо для того, чтобы творить, у каждого поэта должна быть своя Черубина…
Всяческая чертовщина в пьесе – отсыл к реальности, из которой выткался материал для драматического произведения, к атмосфере оккультизма, в которой вырос прототип главной героини. Брат ее был душевнобольным, а сестра скончалась на ее глазах в юном возрасте. Габриаком Волошин называл «морского черта» – скульптуру из виноградного корня, выловленную на побережье Крыма. Само слово «мистификация» – таинственное и пугающее, хотя в нем есть и доля юмора.
Песни Вертинского, стихи Волошина, Кузмина, Гумилева, Маковского, Анненского и самой Черубины погружают зрителя в атмосферу Серебряного века, вызывая легкую ностальгию по тем временам, когда мужчины влюблялись в один лишь образ таинственной дамы, стрелялись за ее оскорбленную честь. Возможно ли такое сегодня, в век экспресс-знакомств по Интернету?! Сегодня и поэзия самой Дмитриевой кажется до наивности вычурной. А Черубине суждено было стать мифической вехой, перепадом в прежде ровном и неглубоком течении русской женской поэзии. Кто был до нее? Лохвицкая, Павлова, Одоевцева. Вы их знаете? А после нее – Ахматова и Цветаева. А были бы они, если бы не волошинская Галатея?
Милый рыцарь! Дамы Черной
Вы несли цветы учтиво,
власти призрака покорный,
Вы склонились молчаливо.
Храбрый рыцарь! Вы дерзнули
приподнять вуаль мой шпагой…
Гордый мой венец согнули
перед дерзкою отвагой.
Бедный рыцарь! Нет отгадки,
ухожу незримой в дали…
Удержали Вы в перчатке
только край моей вуали.
Это посвящение Черубины Сержу (или Елизаветы Дмитриевой – Маковскому?)
Тольяттинская писательница Наталья Сафронова говорит, что написала сценарий по заказу режиссера Татьяны Тимониной:
– Основной является идея мистификации, создания другого, как бы параллельного мира, который, прочем, вполне равноценен реальности. Ведь таким миром является и театр… Пока только узкий круг друзей театра посмотрел постановку. Главное, как примет ее зритель. Вообще-то у меня изначально в сценарии героиня погибала. Но Татьяна Ивановна видела по-другому: этот спектакль должен был стать объяснением в любви женщине, гимном любви. И ничего другого не оставалось моему герою, как влюбиться в Лилю.
– А ведь в реальности все было совсем по-другому!
– Кто-то может сказать, что мы исказили реальную историю… Мы же так не считаем, ведь в своих воспоминаниях персонажи противоречат друг другу. И все-таки та искра любви, которая вспыхнула между Волошиным и Дмитриевой, позволила ей не только раскрыться как женщине, но и реализовать свой поэтический дар. И в этом главную роль сыграла именно мистификация, которую поэт и художник подарил любимой женщине! А наша «Черубина» всего лишь рассказала об этом зрителю… Поэтому мы не претендуем на историческую достоверность, все в нашей «Черубине» считайте чистой воды мистификацией!
Надежда Бикулова, газета “Площадь Свободы”
фото: Площадь Свободы