Тольяттинский переводчик-полиглот Владимир Исаев владеет семью языками и на достигнутом останавливаться не собирается.
Не перестаю удивляться Исаеву. Переводчик, полиглот, а тут еще и фотографией занялся. И не так, как многие: на мыльницу щелк — и готово. С хорошей аппаратурой и с поиском нужного ракурса. Фото гуляют по Интернету и по выставкам. Одно из них взяли для заставки к мелодраме на канале «Россия».
Но знание и познание языков остается все-таки главным для Владимира Исаева. Как раз сейчас у него «любовь» с китайским языком, знания шести уже освоенных наречий ему мало.
Он заставил меня прямоугольник нарисовать — чего уж проще. Но оказалось, даже палки в фигуре я как-то по-нашему рисую, а никак не по-восточному: не с того конца.
Но расстройство мое было незначительным на фоне того, что знает и умеет Владимир Вячеславович, человек уникальный и разносторонний. Штучный человек, как говорят.
Мальчик, который станет потом полиглотом, родился в Самаре в 1944 году. В пятнадцать лет он ни с того ни с сего проникся интересом к языкам. Для начала выучил эсперанто. Потом английский. Затем немецкий. В 19 лет (Исаев тогда учился в машиностроительном техникуме) защитил диплом на английском языке. Случай был настолько небывалый, что пришлось для этого брать разрешение в министерстве. Потом три года службы в армии, а чтобы солдафонский быт не отбил интереса к жизни, Исаев взялся изучать испанский. Выучил.
Служил Володя недалеко от Одессы, после дембеля туда и рванул — в Одесский университет. Прием абитуриентов, по словам полиглота, был уже закончен, но авантюрно настроенный Исаев напрямую направился на факультет иностранных языков. Там оценили такого разнопланового паренька, проверили и так и эдак. «Хорошо, будем ходатайствовать о твоем зачислении, какой из языков выбираешь?» Исаев прикинул и говорит: «Французский». — «Да ты же его не знаешь!» — «Вот поэтому и хочу узнать».
Вот уж где он учился всласть: преподаватели с отличным произношением, много лет жившие во Франции, лингвистический кабинет, где в наушники ему сам Жерар Филипп рассказывал «Маленького принца» Экзюпери. Исаев его тогда выучил наизусть. За год он осилил французский и решил, что дальше ему в университете делать нечего. Исаев утверждает: чтобы выучить язык, надо им «заболеть». А не два часа в день слова зубрить или во сне магнитофон слушать. Именно «заболеть» месяца на два-три, когда напрочь откидывается все остальное из жизни — любовь, родственники, дела, какой-то быт. Идет поиск логики в языке, и лишь потом она обрастает «мясом», то есть интонациями, словами, произношением.
Так или иначе, но через год Исаев из Одессы вернулся в Самару. А тут под боком Тольятти — великая стройка затевается. Итальянцев ждут. Немецкий, французский, испанский. «Да неужели итальянский не выучу?» — подумал Исаев и самонадеянно отправился в дирекцию еще не существующего завода предложить свои услуги — кому тут чего перевести и с какого языка. Взяли Исаева переводчиком под честное слово — не нашлось тогда в дирекции человека, который мог бы проверить Володю. И пока суть да дело, Исаев выучил итальянский. И вскоре сидел рядом с Поляковым на еженедельных совещаниях с итальянскими специалистами. Поляков вел планерки жестко, в четком ритме и требовал четкости и деловитости от других. Вот уж где у Исаева была замечательная переводческая школа: приходилось одновременно работать с французами, немцами, англичанами. Между прочим, те меж собой не очень дружили, а приходилось жить и работать вместе, как вы догадываетесь, тушить межнациональные пожары приходилось русскому переводчику. Плюс к этому Володя учился на вечернем отделении политехнического института.
— Поляков был стальным человеком, — говорит Исаев. — В полной мере продукт своего времени: ничего личного, только работа. При нем даже самые крепкие мужики тушевались. О его строгости ходили легенды, один из ведущих специалистов сунулся, было, к нему поутру да с перегаром, на другой день на заводе этого человека не было. И я как-то попал под раздачу, при переводе пытался строить фразу поточнее, получалось подлиннее. Поляков сразу меня пресек: «Я два слова сказал на русском, почему у тебя больше получается, не надо нам этого». Возражать ему не имело смысла…Его супруга как-то дала мне послушать магнитофон — настоящий японский кассетник, по тем временам чудо чудесное. Я спросил ее: откуда, мол. Она и рассказала. Магнитофон подарили Виктору Николаевичу в Японии по время визита. Он его привез и распорядился отдать в красный уголок парткома для общественных нужд. Супруга еле-еле уговорила оставить японскую машинку «на семейном балансе», чего ей это стоило, она одна знает.
«В те времена слово Полякова было больше, чем слово. У меня пример, не характерный для Полякова. В семье только дочка родилась, квартира однокомнатная, а я работал, учился на вечернем, — рассказывает Владимир Вячеславович. — Меня и надоумили: запишись на прием по личным вопросам и попроси двухкомнатную. Поляков мою просьбу встретил очень прохладно: людей, мол, много приезжает, селить некуда, а ты расширяться хочешь. Нескромно, мол, это. Я, конечно, завял после такой отповеди, но Виктор Николаевич черкнул на заявлении: прошу, мол, рассмотреть возможность. Это восприняли как руководство к действию: в недельный срок мне нашли квартиру на улице Победы».
Потом у Исаева была работа на «Атоммаше» (в Волгодонске) с итальянскими и швейцарскими фирмами, на химкомбинате в Гурьеве — с итальянскими и немецкими профи. Но в те глухие, застойные времена, чтобы работать с иностранцами, нужен был допуск КГБ, а Исаев его не всегда получал. Его, как хорошего специалиста, рвут с руками и ногами, предлагают выгодные контракты, а тут раз из «конторы» бумага — не допущать. Кстати, с Исаевым ни разу не поговорили в КГБ, ничего не объясняли, просто не допускали до работы.
Это уже потом Владимир Вячеславович сложил мозаику из фактов и фактиков своей жизни и понял, что «контора» очень правильно его берегла от разлагающего влияния Запада. Мог бы и «разложиться». Например, ему друзья, особенно из Италии, часто посылки присылали с журналами, новомодными пластинками. Зачем, когда у нас день и ночь Ольга Воронец пела? Тут еще у Исаева роман случился с итальянкой, степень благонадежности понизилась до нуля, но это отдельная история…
Володя оказался в Москве, там познакомился с актером Александром Кайдановским (тот как раз снялся в «Сталкере» и был довольно знаменит), был принят в доме, где подивился красивой жене Кайдановского — актрисе Евгении Симоновой. Открыл для себя Мандельштама — Кайдановскому друзья привезли из-за границы томик с его стихами, в России-то и имени этого поэта не упоминали. Исаеву в диковинку, а Саша под гитару поет Мандельштама, Галича, Окуджаву. Потом актер водил его в какую-то странную мастерскую, где стоял двухметровый Ленин с соратниками, и говорил, что вот этот человек — главная беда для России, а совсем не Сталин, как сейчас думают. У провинциального Исаева голова шла кругом и от Мандельштама, и от Ленина, и от снежного человека, в которого почему-то безоговорочно верил Кайдановский. А Исаев его как-то возьми и спроси про любовь.
— А что любовь, — ответил Кайдановский. — В моей жизни этого сумасшествия хватает ровно на два года. Я уже замечал: два года любви, а потом — пусто…
Он действительно скоро ушел от Евгении Симоновой к какой-то балерине.
А простои в переводческой работе стали все чаще. Исаев плюнул на все и одно время работал даже начальником вневедомственной охраны. Но опять же с пользой для себя — выучил японский язык. Случалась какая-то работа, но выездным он так и не становился: для заграницы у нас были люди-мармеладки без вредных привычек и связей. А Исаев и загулять мог, и выпить, и товарищей сомнительных имел. Зачем такого человека за границей показывать?
Времена все-таки изменились. И Исаева пригласили в Швейцарию, в один небольшой городок у Женевского озера к старым знакомым. Остолбенелый он вернулся домой, не успел отдышаться, как Виталий Гройсман пригласил его в Англию — торговаться по поводу какого-то медицинского оборудования. Однажды к ним в номер ворвался колоритный англичанин, представился Питером, любителем всего русского и потащил на спектакль в местный театр. Коммерсант Питер оказался человеком общительным, заядлым театралом и с мечтой побывать в России. Конечно, его пригласили в Тольятти. И он приехал, охал и ахал, остался совершенно очарован театром «Колесо» и обещал организовать гастроли в Англии. Слово сдержал, и Глеб Дроздов повез британцам два спектакля — «Женитьба» и «Звезды на утреннем небе». Синхронный перевод (а занятие это специфическое, учитывая любовь артистов к импровизации) делал Владимир Исаев.
После гастролей «Колесо» укатило в Россию, а Исаев задержался в Англии, учился в колледже Южного Уорикшира, изучал маркетинг, дружил с актером Робертом Стивенсом, участвовал в переговорах Маргарет Тэтчер с премьер-министром Латвии.
То время могло кардинально изменить всю его жизнь. Впервые в Англию прислала своего представителя Латвия, которая стала суверенной. Премьер-министру надо было срочно спасать знаменитый по тем временам завод РАФ (помните, автобусики «рафики» бегали по СССР?).
— Я в переговорах представлял английскую сторону в качестве чисто технического переводчика. Латышский же премьер привез с собой девицу-викинга, с золотыми волосами и с ногами от ушей, но с красным университетским дипломом, — говорит Володя. — Честно говоря, во мне тогда взыграло ретивое: на мне вся черная работа, а девица для представительства на высоком уровне. Ну я и отвлекся от разговора, пусть, мол, девица работает, вдруг чувствую — пауза, заминка. Девушка-викинг стоит пунцовая и на меня смотрит. Я знаю это чувство — пробка в мозгу, но профессиональный переводчик никогда не допустит паузы: «Лучше соври, но не меняй темпа разговора». Я подхватываю влет какие-то общие официальные слова, ищу нить разговора, нахожу, переговоры продолжаются. В результате из-за той вот минуточки девушку-красавицу убрали из свиты премьер-министра — она же ему государственное лицо уронила. У меня же выгодное знакомство продолжалось, и если бы РАФ все-таки не крякнул, была бы у меня сейчас переводческая фирма на берегу Ла-Манша, — вспоминает былое наш переводчик.
Владимир объехал половину мира, вел переговоры, совершенствовал тот или иной язык.
— Ты понимаешь, читать или писать — это еще не значит владеть языком. Его надо обкатать, обласкать вслух, попробовать на вкус там, на родине, — делится Исаев. — Вот тогда получаешь полный кайф, когда не только понимаешь японца или итальянца, но и отвечаешь.
— Стало быть, скоро отправишься в Китай?
— Может быть. Мне бы там поболтаться месяца два-три, и язык станет рабочим. К Китаю сейчас бешеный интерес, сначала увлекаются его экономикой, потом идут к культуре, иероглифам. Запомни: китайский — язык будущего. Что они творят сейчас в мировой экономике — уму непостижимо. Мне одна дама, которая занимается фруктовым бизнесом, с изумлением рассказала, что теперь к нам из Китая возят яблоки сорта «Симиринка», которые вывели в свое время под Харьковом! Я уж про остальное молчу…
Эх, места в газете мало, можно было бы рассказать и о том, почему лучшего стилиста времен и народов Флобера надо читать только в оригинале, чем поражают через века письма Цицерона, что такое обратный перевод и какие впечатления привез Исаев, предположим, из Японии.
Но больше всего меня поражает в Исаеве другое — азарт, с которым он берется за язык, за что-то новое. Вроде уже можно было бы и расслабиться, по выслуге лет в потолок поплевывать, ан нет — его интерес гложет: почему иероглифы, завезенные давным-давно из Китая в Японию, так и не стали общим языком…
Интересно:
Когда компьютеры, Интернет стали доступны всем, для Исаева наступило увлекательное время. Многие заинтересовались его методикой преподавания языков и предложили создать программу — компьютерный тренажер для активизации и ускорения процесса обучения «Зебра». Он ее сделал и даже запатентовал, предложил пользователям Интернета. Желающих нашлось немало: из Канады, Австралии, Голландии, даже профессор богословия из Цюриха…
Владимир Исаев:
— Всего один раз я видел Виктора Полякова в расслабленном состоянии, хохочущим. Ему принесли докладную записку: столько-то итальянцев выехали на ВАЗ, есть один русский. «Кто такой русский?» — спрашивает Поляков. «Циммерман», — докладывают ему. Он просто загрохотал. Но спустя десятилетия я могу сказать одно: больше я не встречал такой сильной личности с такой поразительной харизмой, да и не встречу, наверное…
Галина Плотникова, газета “Площадь Свободы”