Театр «Дилижанс» взял на себя смелость впервые в Тольятти призвать юбиляра Михаила Лермонтова на сцену. «Герой нашего времени» – премьера нынешнего сезона.
Вчера он снова «приехал в Пятигорск, нанял квартиру на краю города, на самом высоком месте, у подошвы Машука: во время грозы облака будут опускаться до (его) кровли»…
Он снова и снова приезжает в Пятигорск. Из века в век. И вот уже бесчисленное число раз дышит воздухом, который по первоисточнику все так же «чист и свеж, как поцелуй ребенка; солнце ярко, небо синё – чего бы, кажется, больше…». Он точно помнит, что «ветки цветущих черешен смотрят в окна, и ветер иногда усыпает… письменный стол их белыми лепестками». И раз за разом пишет для нас свой дневник… Зрелый мужчина? Отживший свое циник? Нет, в новой театральной версии «Дилижанса» он точно – юноша, вчерашний мальчик. Человек, прошлое которого легко укладывается в чемодан, с которым он уходит со сцены в финале.
Петру Касатьеву досталась архисложная задача. Он вместе с автором инсценировки и режиссером-постановщиком Виктором Мартыновым практически читает Лермонтова, которого мы сами не перечитывали так давно, а может быть, не читали вовсе… Касатьев – Печорин рассказывает нам про свою цветущую черешню за своим окном, про свою нежданную встречу со своей бывшей любимой, чужой женой Верой. Он холодно и по-своему правдиво представляет нам своего собственного Грушницкого… Как бишь там его имя, звание? Печорин на наших глазах прорастает в Касатьеве холодным расчетом и циничным участием в сюжетах чужих жизней. Без ложной театральной риторики. Без окололитературных штампов о «герое нашего времени». Без желания перерасти и осовременить.
Касатьев так молод и пока так мало знаком театральному зрителю, что его приезд в Пятигорск так же свеж для курортного водяного общества, как и его приезд в Тольятти из Питера для нас. Отчего этот юный, красивый офицерик на авансцене так столетне холоден и бессердечен? И откуда в глазах у этого непожившего Касатьева такой злой, такой нажитый немолодой кураж? Откуда он так много знает про предательства и измены, про честь и бесчестье, про смерть и нелюбовь?
Петр Касатьев – пожалуй, стопроцентное попадание в печоринскую безвозрастность и явную вневременность, которую тут же считывает молодой зрительный зал. И зал дочитывает Лермонтова, невольно следуя невидимому режиссерскому жесту Виктора Мартынова.
Печорина в этом спектакле, конечно же, играет всё. И цвет, и свет, и весь сценографический рисунок «Героя». И легкие вуали занавесов, в которые кутается само время, буквально путая читателей, вдруг понимающих, что Лермонтов – это про них. В этой прозрачности тюля разгуливают страхи, сомнения, подлинные чувства, живут печоринские женщины вне любви.
Нечаянно встреченная на водах Вера Ирины Храмковой звучит в спектакле в «одном регистре» с Печориным, естественно уступая Петру Касатьеву. Внимательные глаза зрительного зала буквально до финала этой сценической истории прикованы прежде всего к его персонажу. Но вот минутный эпизод с письмами прощания делает ее практически героиней. Той самой Героиней, в которую хочется заглянуть зрителю. И в этом же незамысловатом эпизоде зрителя ошеломляет и встряхивает ожидаемый, казалось бы, жест. Резкий и короткий как выстрел, громкий жест самого молчаливого персонажа актера Алексея Солодянкина – нелюбимого мужа Веры. Клочки бумаги летят в лицо осколками бывшего чувства.
Режиссерская версия «Героя» – монохромная вышивка Виктора Мартынова на отстраненно сером. Движенческий рисунок обитателей водного общества, многочисленные психологические и хореографические узелочки и петельки, в которые буквально попадает зал, то замирая вместе с остановленными на миг персонажами, то вспоминая вместе с ними выученные когда-то в школе строчки из вечного «Паруса»… И в эти минуты зал тоже начинает… играть Печорина.
Неожиданный, современный и очень мощный персонаж этого спектакля – напряженная тишина зрительного зала, большинство которого – ровесники и младшие «братья» Петра Касатьева. Это сопряженное с Печоринскими страстями, разочарованиями и предательствами Печорина дыхание зала от первого ряда до галерки – наверное, дороже цветов и аплодисментов.
«Есть минуты, когда я понимаю вампиров», – однажды ошеломляет себя собственным признанием своего злобного счастия персонаж Петра Касатьева. И есть минуты, когда мы понимаем Печорина.
Наталья Харитонова, «Городские ведомости»