Сегодня в «Вольной лире» публикуются произведения двух известных тольяттинцев. Причем первый автор решил напечатать сказку под псевдонимом, взяв честное слово не разглашать его маленькую тайну. Стихи второго автора уже несколько раз печатались в «Вольном городе Тольятти».
Здравствуй, дружок! Помнишь, я обещал тебе сказку? Готов слушать? Неважно, что сейчас жара за окном.
А сюжет у нее такой: снежной зимой в своей мастерской работал художник. Под треск поленьев в камине он писал с натуры портрет девушки. Мастер тщательно прорабатывал каждую черточку юного лица, каждый изгиб легкого стана.
Причем ему не надо ничего улучшать: девушка была настолько молода и красива, что вносить какие-то дополнительные штрихи казалось художнику просто кощунством. Его просто трясло от вдохновения, настолько неземной образ переносил он на холст.
О, эти алые губы и доверчиво распахнутые глаза! О, эта нежная ручка, лежащая на подлокотнике кресла! О, эта…
Сильный порыв холодного северного ветра резко распахнул старую форточку. Снежный вихрь бесцеремонно прошелся по мастерской, где только что было тепло, тихо и уютно. Девушка-натурщица поежилась и быстро накинула на свои плечи короткую шубку. А художник…
А художник вдруг увидел на краю мольберта необыкновенной красоты снежинку. Он смотрел на нее и чувствовал, что буквально глохнет и слепнет. Камин, мастерская, недоконченный портрет – всё отодвинулось куда-то. Стало таким мелким, незначительным. Ненужным. Сияние этих острых ледяных граней – вот то, что он так долго искал!
Забыв обо всем, художник потянулся к снежинке. Наверное, он хотел…
Кто ж теперь знает, чего он хотел? Может быть, чуть-чуть повернуть ее к свету, чтобы уловить колдовской блеск граней? Кто знает…
Художник совершил одну, но глупейшую ошибку – он тронул снежинку. А та в ответ, как будто даже улыбаясь, легко и очень тихо превратилась в слезинку. А дальше…
А дальше – ничего. Всё просто и банально, и никому не интересно. Художник отправил восвояси ничего не понимающую красивую девушку-натурщицу, заколотил накрепко подлую форточку…
Пил, плакал, кричал, опять пил, смеялся, ругался. Пил и пытался нарисовать по памяти картинку о снежинке, но получались почему-то одни лишь только слезинки.
Слезинки выходили из-под его кисти, и ими были исписаны все холсты, все стены. Слезинки текли по его щекам и падали на пол, мольберт, палитру – он этого не замечал. Художник не сдавался, пытался вернуть прекрасный образ, он хотел воссоздать её – ту, так глупо утерянную снежинку, но… Но это было ему не дано.
Не стало художника очень быстро. Некому оказалось отапливать его скромную мастерскую. В ней поселились холод и мрак.
Слезинки замерзли. Они превратились в одинаковые тусклые, скучные льдинки. Они россыпью лежали вокруг мольберта, и уже никто и никогда не сможет отличить среди этих замерзших капелек ту, с которой всё началось. Бывшую снежинку, которая, как бы улыбаясь, не захотела становиться картинкой художника…
Жорж Хорошевских
*****
Храни его, звезда печали
Храни его, моей печали
Бесслезной тихая звезда.
По ком-то горестно кричали
Сегодня птицы у пруда.
Над острой зеленью осоки
Над загустевшею водой
Вились то низко, то высоко
Заговоренные бедой.
Остался плач их без ответа,
И скрылись тяжело вдали,
Во след им сладко пело лето
О вечности и о любви.
Лишь солнце яростно кромсало
Глухую тайну глубины.
Да сердце вдруг затосковало
От смутной тяжести вины.
Храни его, звезда печали!
Пусть мы с тобой теперь одни.
Я не хочу, чтоб так кричала
Та злая девочка – над ним.
* * *
Свет, облекающий во плоть
И отпускающий на волю,
Молю тебя – даруй мне плот
В безмерном океане боли.
Даруй мне правое весло
И нить, связующую с небом,
Дабы во тьму не занесло
В погоне за насущным хлебом.
* * *
Художник, ты сошел с ума!
Меня рисуешь красным и зеленым,
В твоей душе, как в аномальной зоне,
Соединились музыка и тьма.
Ладонь открыта, капелька вина
Солоновата, словно капля крови.
И я ловлю сама себя на слове,
Что между нами началась война.
Бессмысленная… Взгляд пошел на взгляд…
Кто победит – доверено лишь Богу.
Но Божий свет, текущий за порогом,
На черное и белое разъят.
О, как же светел твой бесовский лик,
Струящий христианское смиренье!
Добавишь в краски лепет мой и вскрик.
И мир начнет свое преображенье…
Валентина Рашевская, член Союза писателей России
Оригинал статьи опубликован в газете «Вольный город Тольятти»