Поставить на ноги – для многодетной семьи, в которой приемный ребенок-инвалид, эта задача звучит буквально.
Трое родных детей. Мама много лет была человеком в погонах – работала в милиции с трудными подростками. Общалась с семьями, из которых изымали детей, и всегда знала, что рано или поздно возьмет малыша из детдома:
– Вплотную подошла к этому, когда взрослые дети завели свои семьи. Пошла в органы опеки, узнала, какие документы нужно собрать, прошла курс в школе приемных родителей. В анкете мы с мужем написали: готовы взять в семью ребенка четырех лет, мальчика, относительно здорового. А когда начали поиск, поняли, что взять абсолютно здорового малыша практически невозможно. Очереди на здоровых детей растягиваются на три-четыре года.
Оказалось, что усыновить и взять под опеку сложно любого ребенка. Обзванивали детские дома, просматривали сайты, банки данных, но всюду уже было согласие на усыновление. В Самаре, где тоже встали на учет, их, тольяттинцев, отругали:
– У нас своих кандидатов достаточно. Вы что, любого ребенка будете смотреть?
– Любого, – не сдавалась мама.
Увидела в сети снимок симпатичного мальчика, который жил в доме малютки, и дозвонилась до Самары. Ответили неожиданно: приезжайте в любое время. Малышу был год и три месяца. Замечательно, думали супруги, отправим в садик и быстро наладим нормальную жизнь.
Побывали у главного врача. Прослушали подробный рассказ о диагнозах малыша: целая медицинская энциклопедия, посвященная маленькому человечку.
– Нам вынесли крошечное существо – шесть килограммов веса, плохо держит голову и спину. Не понимает, что происходит, не ищет опору в ногах. Мальчик родился недоношенным – до нормы не хватало целого килограмма. Я поняла, что ребенок проблемный, и подумала, что муж испугается. Взяла малыша на руки, прижала к себе, и он сразу перестал плакать. Говорю: «Ну что, ты будешь нашим сынком?» Он положил голову мне на плечо и заулыбался. Я поняла: всё, хочу его взять. Единственное, чего не знала: как говорить с мужем?
Когда выходили из дома малютки, им дали десять дней на размышление.
– Идем, молчим. Думаю, муж сейчас скажет: «Ты с ума сошла? Больной ребенок». Спрашиваю: «Что ты решил?» Отвечает: «Надо его забирать однозначно, он здесь пропадет». И на следующий день я позвонила в дом ребенка: даем согласие. Главврач нас отговаривала: «Зачем вам лежачий малыш? Мы ему столько всего прокололи, он ни на что не реагирует. У него нет ни мимики, ни реакции, он не разговаривает». Да, на тот момент его развитие было на уровне двух-трех месяцев. Я сказала: решение приняли, мы будем им заниматься. Она скептически на нас посмотрела.
Документы подписывали долго, и на супружескую пару недобро посматривали в доме ребенка: «Когда вы его заберете? Он к рукам привык, он просится на ручки!» А мама уже считывала добрые знаки: «Если просится на ручки – это просто замечательно».
Чтобы малыш скорее оказался дома, пошли по наиболее простому пути – сначала взяли под опеку и начали реабилитацию. Мама сразу ушла пенсию. Прошло два года:
– Сейчас мальчишка – прелесть. Он у нас бегает в ходунках, научился ползать, встает в кроватке, всё понимает и говорит отдельными словами: мама, папа, би-би. Было очень сложно. Даже в питании: мальчик ел только протертую еду, его нужно было научить жевать, самостоятельно глотать. Даже от крупинок манной каши у него срабатывал рвотный рефлекс. Давился едой.
Нам поставили диагноз: детский церебральный паралич, дали инвалидность, но реабилитационная программа была пустой – не полагалось ни ортопедической обуви, ни даже памперсов. Спрашиваю у медиков: почему? Отвечают: «Ваш ребенок паллиативный, лежачий, ему ничего не надо. А подгузники вы ему другого качества купите». Ничего, мы всё делали сами.
Родители в один голос говорят: если бы биологическая мама не отказалась от малыша, он стал бы обычным домашним ребенком. У маленького человечка с более крепким здоровьем есть шансы преодолеть отклонения самостоятельно. Те, кто слабее и лежат в детском доме, практически всегда становятся инвалидами. Ортопед, наблюдающий мальчика, осторожен в прогнозах: будет ходить, но не как все дети. Родители уверены, что будет двигаться правильно:
– Мы не торопимся. Да, у него ДЦП, но не настолько тяжелая форма, чтобы из нее невозможно было выкарабкаться. Мы справляемся. От знакомого по работе я узнала о возможности получить грант от «Тольяттиазота». Уточнила в органах опеки, есть ли такая программа. Да, подтвердили мне, только мы забыли вам сказать. Довольно скоро собрали документы и получили средства. Грант сыграл огромную роль, ведь на реабилитацию уходит много денег. Каждый день у сына лечебная физкультура, одно занятие стоит 700 рублей. В месяц – 14 тысяч.
Занятие логопеда (дефектолога) – 700 рублей. Я пыталась заниматься сама, развивать его мозг и речь, но поняла – нужны специальные знания: что изучать сначала – цвета предметов, названия или формы? Мой ребенок не говорит, и заставлять его учить цвета, например, – из области фантастики. Малыш проходил аквареабилитацию – 9 тысяч рублей. Специализированные ходунки стоят столько же, пара ортопедических ботинок – 4-5 тысяч.
Каждый день – маленькая победа: первый шаг, первое слово. Большую часть реабилитации проводят дома. Папа сделал много приспособлений для занятий, а мама уже может считать себя инструктором ЛФК: разрабатывает сыну ноги, учит двигаться в реабилитационном костюме, рисовать и развивает мелкую моторику:
– Ни разу не пожалели о решении взять ребенка. Мы нашли друг друга, и я не представляю, что с нами было бы без него. Это понимают наши дети, помогают нам, любят малыша и даже успели немного избаловать. Это решение дало толчок детям: старшая дочь задумывается о том, чтобы пройти школу и взять ребенка. Сейчас она учится на дефектолога.
В дни, когда ребенок словно входит в ступор и развитие останавливается, семья общается с другими родителями особенных детей. Без истерик, без фанатизма. Раскладывают ситуацию по полочкам, смотрят, на что организм реагирует, что не воспринимает. И приходит решение.
Еще неизвестно, кто в этой семье кому нужен больше, кто у кого черпает силы. Сложный ребенок – проще взгляд на мир. Что-то случится у папы на работе – его отпускает, стоит посмотреть на малыша. С надеждой наблюдает мама здоровых детей на дневном стационаре в неврологии. И говорит сыну: «Ты тоже скоро пойдёшь. Мне есть с чем сравнивать: вокруг много тяжелых деток, для которых наши результаты – достижение».
Сегодня они не просто надеются, что поставят свое дитя на ноги. Они это знают:
– Есть вопросы времени, финансов. Но мы видим, что есть и помощники. Всё получится, сил хватит. Когда мы пришли к решению – взять на воспитание ребенка, обнаружили, что внутри нас есть стержень, позволяющий всё выдержать. Это уже наш малыш, он родной. Иногда мы говорим о биологической матери сына. И благодарим за то, что она подарила нам такого ребенка.
Татьяна Клугман, «Вольный город Тольятти»
Оригинал статьи опубликован в газете «Вольный город Тольятти», № 31 (1262) 16.08.19
Номер свидетельства СМИ: ПИ № 7-2362
