Вот уже четвертый месяц пошел с тех пор, как в самом сердце тольяттинского леса (вернее, его остатков) сгорел одноэтажный дом, в котором жили работники находящегося рядом санатория «Лесное». В ту роковую октябрьскую ночь чудом обошлось без жертв, хотя пострадавшие теперь грустно иронизируют, что если бы кто-то погиб, к остальным, возможно, было бы более человеческое со стороны властей отношение.
«Россия оказывает гуманитарную помощь другим странам, а кто позаботится о погорельцах с Санаторной, 57? Чиновники поначалу интересовались нашим положением, но потом потеряли всяческий интерес. Жилье так и не выделили. Что делать? К кому обращаться?».
Письмо с таким содержанием недавно пришло в редакцию «Вольного города» от одной из пострадавших – мамы троих детей Юлии Перцевой, которую пожар оставил без крыши над головой и большей части личных вещей.
Наша газета уже писала про нее, а некоторые читатели даже звонили потом и предлагали помочь деньгами, одеждой, постельным бельем и даже столовыми ложками. Во истину нет предела народному милосердию, а вот чиновники оказались более сдержанными на эмоции, как, впрочем, и руководство санатория. Во всяком случае, главный вопрос – жилищный – до сих пор не решен. Пока лишь разговоры и отписки.
– Приезжайте, посмотрите, как мы тут у родственников ютимся, – сказала Юлия во время телефонного разговора, предложив встретиться прямо на руинах сгоревшего дома.
Пожалуй, слово «руины» здесь вполне употребимо, поскольку между жилыми помещениями и чердаком были деревянные перекрытия, которые в правой части барака прогорели и рухнули…
Ключ от дома висит на гвоздике перед входной дверью. Прятать его теперь особого смысла нет, поскольку все более-менее ценное сгорело, а что успели спасти – забрали с собой.
– До этой части огонь не добрался, так что не переживайте, на голову ничего не рухнет, – сказала нам Юлия, приглашая войти внутрь.
Сразу же в нос ударил запах гари, а под ногами захрустела бетонная крошка. Первая попавшаяся нам комната мало пострадала. Там даже сохранился красивый, хоть и слегка закопченный натяжной потолок, однако чем дальше мы шли, тем сильнее были видны последствия. На полу разбросаны игрушки, обгоревшие школьные учебники (половина проживавших в доме – дети), а расплавившаяся черная масса, видимо, когда-то являлась телевизором.
Скорее всего, времени у людей было очень мало, так что вытаскивали лишь самое ценное. Остальное (сгоревшее) теперь можно предъявлять в качестве доказательств причиненного пожаром ущерба, если, конечно, найдутся желающие его компенсировать.
По нашей просьбе Юлия вспомнила события той страшной ночи:
– Дочка захотела в туалет, и я тоже с ней проснулась. Встала, посмотрела в окно, а там какой-то туман. Сначала хотела опять спать лечь, но потом вспомнила 2010 год и решила на всякий случай выйти на улицу – вдруг опять лес горит. А выяснилось, что это дым с другой стороны дома идет. Стала всех наших будить. Выбежали на улицу, дождались пожарных. Старший сын до последнего меня успокаивал: «Мам, не переживай, комната целая. До нее огонь не дойдет». А потом что-то случилось. Возможно, вода в цистернах закончилась и огненная волна пошла в нашу сторону.
– Наверняка сейчас уже точно известно, из-за чего произошел пожар, – предположил я вслух. – Помню, что говорили про какого-то мужчину, который поминал умершую супругу. Якобы из его комнаты начал огонь распространяться.
Собеседница пожала плечами:
– Представители МЧС сказали моей сестре, что огонь действительно пошел из той части дома, где тот мужчина жил. Но как-то нелогично получается. В четвертом часу произошло возгорание, а он только минут через тридцать пошел на КПП санатория. Он бы за это время задохнулся в комнате. Огонь в основном шел по крыше, так что вполне возможно, что проводку замкнуло.
Позже подошла Юлина мама, Наталья Ивановна, которая также стала жаловаться на судьбу:
– При пожаре пострадали две моих дочки. У одной – четверо детей, у другой – трое. Как быть? Юля сейчас живет у меня с детьми в маленькой комнатке, а вторую дочь друзья приютили. Квартира, кстати, тоже служебная. Главврач мог бы посодействовать, чтобы хоть какие-то комнатки выделили. Если у самого нет возможности, значит, в министерстве здравоохранения надо просить. Четвертый месяц пошел.
Юлия стояла в сторонке, опустив глаза. Возможно, переживает, что стеснила маму, однако повлиять на ситуацию не в ее силах, тем более что детей растит без мужа.
– Ипотеку я не в состоянии взять с такой зарплатой, – сказала она. – Отвезла в городскую администрацию письмо с просьбой предоставить мне жилье, однако там ответили, что сейчас дают квартиры тем малоимущим, кто встал на очередь в 1991 году. Как пострадавшую в результате пожара меня в списки не включили, поскольку нет подтверждения, что я осталась без жилья. Комната у нас была не приватизированная и по сути являлась служебным жильем.
– Вы где работаете?
– В санатории «Лесное».
– А как там отреагировали на ваши проблемы? Предложили другое жилье?
– Даже не знаю, что ответить. Вроде бы да, но на таких условиях, которые я не могла принять. Знаю, что какие-то документы санаторий собрал, однако с мертвой точки дело не сдвигается. По сути, нам предлагают самостоятельно решать возникшую проблему: либо снимая квартиру, либо каким-то другим способом.
– Я даже в Москву ездила, – сказала еще одна из пострадавших при пожаре, представившаяся Татьяной. – Отвезла письма в администрацию президента, Минздрав, генпрокуратуру, попала на прием к уполномоченному по правам ребенка. Эффекта – ноль, одни отписки везде.
Выяснилось, что это ее комната с натяжными потолками. Ремонт закончили незадолго до пожара, потратив на него около 75 тысяч рублей, если считать вместе с кухней.
– Ущерб компенсировать вряд ли удастся, – продолжила она. – Нам предложили подать в суд на виновника – того самого мужчину, из комнаты которого, по мнению пожарных, начал распространяться огонь. Но, во-первых, никто из нас на 100 процентов не уверен, что именно он – виновник, а во-вторых, человек этот является инвалидом.
Женщины долго рассказывали про свою жизнь после пожара. Про то, как чиновники городской администрации периодически звонят, интересуются условиями жизни, но помогать с квартирами не торопятся, а главврач санатория порой так серчает, что грозится вообще расчистить поселок от бараков.
– Юристы за наше дело не берутся. Говорят, что с федералами связываться – себе дороже, – говорит Татьяна. – Одной из соседок городская администрация предоставила жилье на улице Комзина. Она туда переехала, сделала хороший ремонт и теперь забот не знает. Мне помощник одного депутата тоже предложил временно переехать в квартиру в Портпоселке, правда, там комнаты выглядят хуже, чем мои после пожара. Чтобы там жить, нужно тысяч 200-250 в ремонт вложить. У меня таких денег нет.
Напоследок погорельцы попросили поблагодарить через газету всех неравнодушных тольяттинцев, которые на протяжении нескольких месяцев оказывали пострадавшим семьям помощь. От чиновников ждут того же, а возможно, и прокуратура заинтересуется ситуацией, в которой оказались многодетные семьи.
– Я напоминаю властям, что здесь две многодетные семьи пострадали, – сказала в завершении беседы Татьяна. – После взрыва в Магнитогорске людей сразу же обеспечили всем необходимым, а позже было принято решение о расселении дома. Чем мы хуже? Получается, если никто не погиб и права быть показанными по федеральному каналу мы не заслужили, то и заниматься проблемой не нужно? Мы такие же граждане России.
Илья Просекин, «Вольный город Тольятти»
Оригинал статьи опубликован в газете «Вольный город Тольятти», № 3 (1234) 25.01.19
Номер свидетельства СМИ: ПИ № 7-2362
