«Песнь черного леса» – первая премьера театра «Дилижанс» 2021

сцена из спектакля «Песнь черного леса»

Имя Кати Зубаревой на афише театра – обещание нового. Нового жанра, новой или приноровленной к новому времени драматургии, новых форм, красок, ритмов. Нового послевкусия.

Но Зубарева-режиссер не пытается удивить. Она доверяет сокровенное. В нашем случае – страшную-страшную сказку, которую год назад читала своим любимым мальчишкам. Не как актриса – как мама. А как актриса Екатерина осваивала флейту, предчувствуя, что с ней будет связана главная музыкальная тема будущей театральной сказки. Той самой, которая случилась сегодня.

С ними музыка

Интрига начиналась еще до третьего звонка. Две черные створки рабочих занавесов по обе стороны квадрата кино-экрана. Нехитрый помост. И хитрые, диковинные музыкальные инструменты. Все, кроме двух. Знакомец баян и подруга гитара устроились на пустой авансцене рядом с теми, названия которых доподлинно известны разве что профессиональным музыкантам. Да вот теперь еще и артистам театра «Дилижанс». Трубофон, гальхарпе, кахон, равваст, диджериду…

Микрофоны настроены на работу. Что же будет? Киноконцерт? Новый ВИА? Кроха лет пяти рядом со мной настойчиво требовала от экрана появления хоть какого-нибудь персонажа. «Не хочу белую тряпочку, хочу Деда Мороза». Деда не было. Были парни в черном. Пятеро музыкантов. Старые знакомые – Олег Андюшкин, Рустам Фазулов, Андрей Пономарев, Александр Кудрявкин, Катя Зубарева. С ними – музыка. И те самые ожившие, диковинные инструменты, которые позвали в сказку, манившую к себе так странно и страшно.

Во все тяжкие

Хотя поначалу Эцихель Толстый, Шлюрнер Длинный и Вильм Красивый никого и не собирались пугать. Один плясал как Саша Кудрявкин, другой тратил деньги напропалую вместе с Рустамом Фазуловым, третий, с Андреем Пономаревым, был при власти. Четвертый – Петер Мунк, обычный чумазый угольщик – той тройке завидовал. И лишним гульденам, и виртуозным коленцам в пляске, и много чему еще. И так он мечтал вместе с Петром Зубаревым выбраться из этой угольной маеты, что… Нет-нет, мы не позволим себе пересказывать сказочный сюжет. Лишь намекнем, что по воле сказочника Гауфа и под присмотром режиссера Кати Зубаревой Мунк отправился во все тяжкие, чтоб получить все то, что другим досталось задарма.

Катя Зубарева исключила из спектакля все неживое. Даже фонограммы в этом очень музыкальном спектакле не было ни одной. Музыка от занавеса до занавеса творилась вживую. И театр теней, возникавший на том самом белом экране, увлекал в сказку не записанными заранее мультяшными историями. Нет, артисты и художник по свету творили эти тени и эти страхи здесь и сейчас. Так что дыхание замирало от простоты и наивной, какой-то хендмейдовской детскости. Человечки поменьше. Великаны побольше. Сердце – не камень и сердце-камень.

Как ни сопротивлялось мое пожившее сердце в самом начале спектакля, бесконечная музыкальная дорога в сказку брала заживо, вписывала ассоциации в аскетичную черно-белую сценографическую картинку и пугала ненаивного зрителя мрачным темным лесом, черными птицами и хитрыми великанами вроде Михея Голландца от Олега Андюшкина за белым экраном.

Музыкальные инструменты трудились без устали. Иногда они обретали другую, параллельную жизнь, легко превращаясь в трон для злыдня, на котором Голландец провозглашал свои самые темные замыслы. И уже хотелось подобраться поближе. Тихонечко потянуть Катю Зубареву за рукав и спросить, хорошо ли будет в конце… Но до Кати далеко. Она там, со своей флейтой. Поет вместе с другими песнь черного леса, которую подслушал где-то по пути в сказку композитор Виктор Мартынов. Ах, какие серьезные вопросы задает Мунку и маленькому зрителю черный лес и стеклянный человечек с Ильей Домбровским! Ой, как страшно!

Бессердечная история?

Только Петер ничего не боялся. Он такой.

Было бы странно, если бы главную роль в этой страшной, временами абсолютно бессердечной истории играл не Петр Зубарев. И вовсе не потому, что Петер и Петр – близнецы-братья. Нет. Мунк-Зубарев на наших глазах убил свою законную жену Лизбет (Катя Зубарева), выгнал из дома любимую прежде матушку (Ирина Храмкова), а потом взвалил на всех целый угольный мешок радостей. И мы согласились его тащить вместе с ним. Да так, что зал счастливо кричал в финале спектакля: «Уголь! Уголь! Кому уголь?»

Марта Тонова, газета «Площадь Свободы»