В 9 лет была знаменита на весь Советский Союз. Тогда её называли «эмоциональным взрывом», «блистательным талантом», «пришельцем из космоса»…
«Во всем — азарт и максимализм отношения. Если любовь, то огромная. Преданность — предельная». Елена Камбурова о Нике Турбиной.
Поэзия — это особенный взгляд на мир. Есть какая-то мистика в судьбах почти всех русских поэтов. Почти все они — неприкаянные души, зачастую алкоголики, наркоманы, психически ненормальные и совершенно неприспособленные к реальной жизни люди. И как закономерность — умирают молодыми, чтобы стать легендой. Словно всё это — расплата за божий дар. Словно падающие звёзды, вспыхивают они на небосклоне, оставляя в наших сердцах свой свет.
Сегодня уже не все помнят о гениальной девочке Нике Турбиной (1974-2002), которая в 9 лет была знаменита на весь Советский Союз. Тогда её называли «эмоциональным взрывом», «блистательным талантом», «пришельцем из космоса», «ребенком Пушкиным», «поэтическим Моцартом», и просто «последовательницей творчества» несравненной Ахматовой.
Отрезок длиной в 27 лет, в которых было все — стремительные взлеты и болезненные падения, слава и забвение, любовь окружающих, порой граничащая с идолопоклонничеством, и одиночество, поэтическое вдохновение и алкогольный бред…11 мая 2002 года жизнь 27- летней поэтессы трагически оборвалась…Она выпала из окна 5-го этажа.
Короткая биография Ники ещё не существует в бесспорном, «каноническом» варианте. Расходятся даты, факты, адресаты обвинений. Одни из участников ее судьбы отказываются от всяческих комментариев, другие чересчур категоричны, третьим не хватает искренности.
Эта девочка действительно наперед знала свою судьбу и даже предсказала собственную смерть. Вы только послушайте… Вслушайтесь…Насколько проникновенно, с каким неистовым надрывом звучат стихи 8-летней Ники!
Как больно, помогите!
В глазах — беда!
Но годы-паутинки
Растают без следа.
Рукой не обопрёшся —
Душа пуста.
По волчьим
Тропам бродит
Моя звезда.
Судьба ее оказалась трагической и короткой, как её стихи, и трудной, как её характер.
Может ли поэт предсказать собственную смерть в своих стихах? Может ли человек запустить программу самоуничтожения в своём подсознании? Или всё в руках слепой случайности?
Верно ли утверждение, что ребенок, с малых лет занимающийся поэзией, обязательно вырастет светлой, сильной полноценной личностью? И почему люди зачастую не хотят видеть в поэте человека? Или боятся его увидеть, скрывая человеческую сущность под избитыми ярлыками и масками вроде «гений», «пророк» и т. п.
В чем прячется мудрость? В смирении со своей участью, со своим предназначением? Или она состоит в том, чтобы повернуть судьбу вспять?
Сегодня мы уже имеем право рассуждать о том, почему рядом с Никой в страшные часы депрессии, когда из груди рвался беззвучный крик о помощи, когда болела душа, когда просто хотелось «тепла, рук и глаз», никого не оказалось рядом. Никого, кто бы пожалел, кто бы нежно погладил и прошептал: бедненькая моя, кто обидел мою девочку? Может быть, тогда бы ей захотелось жить?…
Звездный ребенок, или Ступеньки вверх
Родилась Ника Турбина 17 декабря 1974 года в Ялте, её первые годы прошли в небольшой квартирке на улице Садовой. Жить стихами она стала гораздо раньше, чем научилась выводить палочки и крючочки — с четырёх лет.
В детстве у нее была астма. Ночами маленькая сочинительница будила маму или бабушку и умоляла поскорее записать строчки, которые возникали неизвестно откуда, словно кто-то их диктовал. В ее стихах жили раковины, синева неба, горький аромат моря, следы на песке, корабли у причала — «чешуйками дождя покрыты, как две большие рыбы»… И тут же — надорванный выстрелом крик, бесконечные гулкие коридоры, волчьи тропы, страшные сны и невыносимая печаль. Она диктовала:
Нельзя спросить, зачем приходят-
Зачем ночные палачи
Из ножен вынули мечи
И на меня идут гурьбою.
Зачем столпились у дверей
В недетской памяти моей
Слепые, загнанные люди….
Блокноты с записями стихов множились и пухли, девочка подрастала, начала записывать и зарисовывать сама. Училась Турбина в той самой ялтинской школе, где когда-то получала образование гимназистка Марина Цветаева.
В конце зимы 1983 года бабушка Ники, Людмила Карпова, узнав, что в гостинице «Ялта» остановился известный писатель Юлиан Семенов, предприняла решительный шаг — отыскала его и буквально заставила прочесть несколько листков из блокнота.
Не спится…
Не спится мне,
И времени не спится,
И тяжесть дня
Не даст
Сомкнуть ресницы.
Но непослушен,
Как он непослушен,
Мой проводник
По сумрачным лесам!
— Не спорь,
Устала ты, —
Я слышу тихий шепот. —
Не бойся ничего,
Иди за мной.
Там дивные сады
И вечный день,
И дождь совсем не колкий.
Там целый год
На новогодней елке
Подарки дарит
Детям Дед-Мороз.
И не уколется
Душа твоя
О лица злые,
Увидишь бал цветов —
Он будет для тебя.
Я это счастье
Не дарю другому.
И будет вечен сон —
Так лучше для тебя.
Не спится мне…
Пусть лучше
Мне не спится!
(1983, Нике — 9 лет)
Когда Семенов узнал, что автору всего 9 лет, был потрясен: «Это гениально, просто гениально!…»
Уже через месяц, по его настоятельному требованию в дом Турбиных приехал корреспондент из «Комсомолки», а 6 марта о необыкновенной девочке вышла первая статья…
После выхода статьи последовало приглашение в московский Дом литераторов, где с подачи Семенова состоялись первые публичные чтения стихов. Поэзия Ники Турбиной никоим образом не была связана с детством — наоборот, она была слишком взрослой.
А дальше началось: восхищение, умиление, обожание и многотысячные аудитории, ловящие каждое слово юной поэтессы. Весь Советский Союз рукоплескал Нике, восторгался её талантом, зачитывался её дивными стихами. Она выходила на сцену перед огромным залом,- маленькая, но очень серьезная девочка с прической, как у Марины Цветаевой, — и читала взрослым голосом: «Жизнь моя — черновик, на котором все буквы — созвездья…». Зал замирал в оцепенении
Что останется после меня?
Что останется после меня?
Добрый свет глаз или вечная тьма?
Леса ли ропот, шёпот волны
Или жестокая поступь войны?
Неужели я подожгу свой дом?
Сад, который с таким трудом
Рос на склоне заснеженных гор
Я растопчу, как трусливый вор?
Ужас, застывший в глазах людей,
Будет вечной дорогой моей?
Оглянусь на прошедший день —
Правда там или злобы тень?
Каждый хочет оставить светлый след.
Отчего же тогда столько чёрных бед?
Что останется после тебя,
Человечество, с этого дня?
(1984, Нике — 10 лет)
Воспоминание
Я хочу с тобой одной
Посидеть у дома старого.
Дом стоит тот над рекой,
Что зовут Воспоминанием.
След ноги твоей босой
Пахнет солнцем лета прошлого,
Где бродили мы с тобой
По траве, ещё не скошенной…
Голубели небеса,
Исчезая за околицей,
И звенели голоса…
Вот и всё, что нам запомнилось…
И отсчёт всех дней
Подошёл к концу,
Стаи птиц — все дни —
Собрались у ног…
Покормить их чем?
Не осталось строк.
Нику взял под покровительство мэтр Евгений Евтушенко: «Я не случайно назвал Нику поэтом, не поэтессой. С моей точки зрения, налицо редчайшее явление, а может быть, чудо: восьмилетний поэт». Он возил ее в Италию и Америку, написал предисловие к ее первой книге «Черновик», вышедшей к 9-тилетию поэта и разошедшейся фантастическим по нашим временам тиражом — 30 тысяч экземпляров. «Название этой книги мы выбрали вместе с Никой. Восьмилетний ребенок в каком-то смысле — это черновик человека», — писал Евтушенко. Сборник стихов перевели на 12 языков.
Ника боготворила своего кумира и посвятила ему строки: «Вы поводырь, а я слепой старик. Вы проводник. Я еду без билета». А психологи уже тогда предупреждали его — столь стремительный громкий успех способен сломать жизнь не то что ребенка, а даже взрослого, опытного человека, призывали его по возможности ограничить Никины выступления и избавить ее от утомительных интервью… Но все предостережения врачей тонули в громе аплодисментов
В том, что у нее был невероятный, фантастический дар, не было никаких сомнений — и объяснений тоже не было. Даже специалисты не могли дать определений этому уникальному явлению. С нею работали психологи, профессора медицины, экстрасенсы и поэты. Сама же Ника говорила: «Это не я пишу стихи. Бог водит моей рукой».
Нули
Научусь считать до 10, 30, 100.
И ещё очень много нулей…
А что будет потом?
Я останусь маленькой
И шепотом расскажу маме сказку
О Красной Шапочке
И о том,
Что бывает страшно
Не только ночью,
Но и днём.
Потому что я боюсь цифр,
В которых много нулей.
Они так похожи
На пасть жутких,
Диких зверей.
Девочка, декламирующая не по-детски мудрые, пронзительные и, в то же время, «больные» стихи, стала объектом пристального внимания со стороны не только журналистов и ценителей поэзии, но и различных научно-исследовательских институтов, которые пытались изучить феномен этого ребёнка-вундеркинда, но тщетно.
Кроме книжки, почти одновременно у Ники вышла пластинка со стихами, с которой звучал ее живой детский голосок. Елена Камбурова спела несколько песен на Никины стихи.
В 12 лет Нику Турбину пригласили на поэтический фестиваль в Венецию, где вручили премию «Золотой лев». До Турбиной «Льва» русскому поэту вручали лишь однажды — этим поэтом была Анна Ахматова, и на тот момент ей уже исполнилось 60… А тут девочка, которой всего 12 лет!
Начиная с конца 1984 года, имя Ники Турбиной не сходило с газетных полос, о ней снимали фильмы и радиопередачи. В 14 лет она очень удачно снялась в фильме «Это было у моря» вместе с Ниной Руслановой. У нее была необычная, роковая, как будто специально для немого кино предназначенная внешность — зеленые глаза, каштановые волосы, родинка над губой. Настоящая сенсация!
…Именно тогда Ника впервые ступила на карниз, сыграв девушку, решившую инсценировать попытку самоубийства.
Расколоты судьбы, как грецкий орех…
Казалось, сказка будет длиться вечно. Но она оборвалась столь же внезапно, как и началась. Новых взлетов не было. Ушли куда-то строчки, заставлявшие трепетать весь мир. А новые, если и писались, то на гениальность уже не тянули. Да и были ли эти, надиктованные кем-тостроки, так мало похожие на детские, гениальными?
Шумиха вокруг имени юного дарования стала постепенно стихать и, наконец, уступила место равнодушию, а в 13 лет о Нике начали забывать. Подросток, сочиняющий стихи, — весьма обыденное явление. Наверно, именно поэтому публика потеряла всякий интерес к творчеству Ники Турбиной. К тому же, наступили другие времена, когда народ больше интересовали цены на
водку и колбасу, нежели успехи юных талантов.
В семье Турбиных тоже произошли перемены. Выходит замуж и рожает второго ребенка Майя Анатольевна — мама поэтессы. Сестра Ники — Маша, к великому облегчению матери, стихов писать не будет!
Ника решает продать своего «Золотого льва», но не целиком, а по кусочкам. Пилкой для ногтей она отрезает от статуэтки хвост, чтобы отнести в ломбард. Под позолотой прячется гипс! Международная награда на поверку оказывается простым гипсом!
Кроме того, взрослеющая Ника, не нашедшая общего языка с новой семьей, бунтует. «Нам с ней стало очень сложно, — признавалась Майя, — с ней начались беды: Ника резала себе вены, выбрасывалась из окна, пила снотворное. Я так понимаю, что ей просто было страшно входить в жизнь…»
Ника уже не понимала, как жить. Как и зачем, если все этапы пути нормального поэта — слава, аплодирующие залы, автографы поклонникам на обложках собственных книжек, международные премии — уже позади?.. Просто бродила как сомнамбула, бормоча под нос никому не нужные строки.
События, происходившие в жизни Ники в дальнейшем, сменяли друг друга подобно кадрам странного, безумного, страшного кино. Ника совершила много разных, иногда странных и нелепых поступков, которые можно расценивать, скорее, как бунт отвергнутого подростка.
В 16 лет она под предлогом учебы уезжает в Швейцарию лечить нарушенную психику и вступает в гражданский брак со своим психиатром, синьором Джованни, 76-летним профессором, гражданином Швейцарии. Муж старше на 60 лет, к тому же целыми днями пропадающий в своей клинике. По одной версии, он был милейшим человеком, давним поклонником ее поэзии, по другой — чуть ли не маньяком, «зверски ревнивым старикашкой». Ника не любила вспоминать о своем муже, отвечала коротко и уклончиво: «Все было красиво и трагично, как растоптанная роза».
Мучаясь от безделья на шикарной вилле под Лозанной, Ника начинает пить, а через год возвращается домой, оформив развод. По ее словам, она поняла, что «кроме России, я жить нигде совершенно не могу. Хотя это звучит банально, патриотический идиотизм, видимо, во мне присутствует».
Шансов остаться за границей у Турбиной было предостаточно — когда, еще в 1986-м году она прилетала в Америку, ее и бабушку два часа не выпускали из аэропорта, все спрашивали, не хочет ли она эмигрировать.
Затем Ника оказалась в Москве, пыталась учиться во ВГИКе. Затем в Московском институте культуры, куда ее приняли без экзамена по русскому языку, она ведь так и не научилась толком писать. Вернее, разработала свою систему знаков, понятную лишь ей одной. Курс вела Алена Галич, дочь известного поэта и барда, ставшая ее любимой учительницей. Ей Ника писала расписку: «Я, Ника Турбина, даю слово своей преподавательнице Алене Галич, что больше пить не буду». Но в конце первого курса, незадолго до экзаменов, девушка уехала в Ялту, к экзаменам она не вернулась. Мечтала стать режиссером, но институт так и не закончила.
Потом выступала в качестве топ-модели — несколько ее снимков было опубликовано в «Плейбое». Затем и до конца жизни, вместе со своим гражданским мужем Сашей Мироновым, вполне талантливым, но спившимся на фоне профессиональных неудач актером, руководила театром — студией «Диапазон» на окраине Москвы.
И все время продолжала писать стихи. Писала на клочках бумаги, на салфетках. На каждом попавшемся под руки клочке возникали талантливые строчки. Но она тут же забывала про них, писала снова, рвала в клочья. Жаловалась, что никому ее стихи больше не нужны. «Зачем я их пишу? Не надо мне жить!… Если бы хоть 5 человек пришло меня послушать, ну, хоть один человек!»
Увы, стихи приходилось читать лишь самой себе, да опухшим от пьянства случайным приятелям.
Зарешечено небо
Тропинками судеб —
Миллиарды следов.
И надежда, что будет
Только то, что хотелось,
Чтобы было светло.
Над землею холодное
Солнце взошло.
И расколоты судьбы,
Как грецкий орех,
Кто-то взял сердцевину,
А под ноги — грех.
Ступеньки вниз, или Прерванный полет…
«Никогда не гибнешь от кого-либо другого, а всегда от самого себя». Ф. Ницше.
Полет к звездам обернулся трагическим пике. Ажиотаж вокруг малолетней поэтессы спал и, как это часто происходит, Нику со временем забыли окончательно. Слава исчезла так же неожиданно, как и появилась… А психологический стресс, который совпал с переходным возрастом, тем не менее, очень сильно повлиял на формирование психики.
У Ники не было ни образования, ни профессии, она толком даже не овладела грамотой. Никто и не позаботился о том, чтобы чудо-ребенок, в трансе диктовавший стихи, восхищавшие весь мир, выучился грамотно писать! Никто не подсказал девочке, как дальше раскрывать и шлифовать свой поэтический дар. Она оказалась просто выброшенной на обочину.
Утверждать, что ребенок, с малых лет занимающийся искусством, не важно поэзией ли, музыкой или живописью, обязательно вырастет светлой, сильной полноценной личностью, — большое заблуждение. Увы, это далеко не так.
Ника не сумела справиться с собственной жизнью, смириться с такой непоэтической действительностью. На глазах равнодушных взрослых, выжавших из «поэтического Моцарта», все, что могли — деньги и славу — Ника Турбина превращалась в морального, на их взгляд, урода, абсолютно неприспособленного к жизни.
Ушли стихи, им на смену пришли наркотики и алкоголь. То, что Ника страдала алкоголизмом, не скрывали ни ее мама и бабушка, ни Алена Галич, ее преподаватель в институте культуры и, пожалуй, единственная ее подруга. Единственная, кто пытался спасти Нику от самой себя.
«Увы… Никуша страшно напивалась. Никакие зашивания на нее не действовали. Она тут же вырезала ампулы. Врачи говорили — это уникальное явление, на нее не действуют никакие методы. Ни-ка-кие! Это была страшная трагедия!…» — рассказывала Алена Галич.
Ника писала расписки, что пить и опаздывать на занятия не будет, но через три дня снова погружалась в запой.
Из интервью 1995 года:
«Хотите очень большую правду? Что мне сказать о том, что было в то время? Кроме того, что я уже сказала — холодно, голодно, тяжело. Очень хотелось тепла, любви, людей, рук, глаз, извините за банальность…»
О ней забыли и те, кто дал ей путевку в большой мир — Евтушенко, Альберт Лиханов. Взрослая Турбина с иронией вспоминала свою встречу с Лихановым: «Сейчас я вас посмешу. Месяц назад меня нашла каким-то левым путем секретарь детского писателя Альберта Лиханова. Я пришла к нему. Лиханов долго на меня пялился, задавал совершенно хамские вопросы. Наконец, я говорю: «Альберт Анатольевич, зачем я вам вообще нужна? Я свое время потеряла». — «Я книгу пишу. Вы как подопытная мне очень нужны. Очень интересно наблюдать, как из маленьких гениев дураки вырастают».
Но, пожалуй, больнее всего для Ники оказалось пережить разрыв с ее кумиром — Евгением Евтушенко. Вспоминает бабушка Ники: «А Евтушенко… Мы простили его. Или скорее — забыли. Он предал Нику. А ребенка предавать нельзя. Он взял ее и отшвырнул!» А сама Ника как-то сказала: «Я желаю ему спокойной старости».
Лица уходят из памяти,
Как прошлогодние листья.
Осень оставила только
Утра хмурого привкус.
Лица уходят, но изредка
К сердцу подходит холод.
Вспомнятся желтые листья.
Это — как встреча с болью,
Это — как встреча с прошлым,
С чьим-то портретом разбитым.
Горько от настоящего,
Страшно жить позабытым.
Великий дар поэта обернулся даром великого отчаяния, поэтическое вдохновение — алкогольным бредом. Некогда блистательно-красивая Ника замкнулась в себе. В ее небольшой квартирке на самой окраине Москвы жили только две кошки и собака. Людям Ника особо не доверяла. Впрочем, никто из людей рядом с ней долго не задерживался. Наверное, потому, что рядом с поэтом обыкновенному человеку просто нечем дышать.
«По улицам слона водили. Это была Ника Турбина. А потом слона бросили и забыли», — так говорила уже взрослая Ника, окруженная пустыми бутылками и сомнительными друзьями.
От редких журналистов она отмахивалась, как от назойливых мух, а на вопрос «Как вы представляете свое будущее?» — размыто отвечала: «Никак. У меня будущего нет, я живу сегодняшним днем и глупыми сентиментальными женскими надеждами. Посмотрим. Но я пишу, это меня еще поддерживает».
Или:
«Более-менее все течет, движется. Я заканчиваю режиссерские курсы, режиссер театра и кино. Сейчас как-то подхалтуриваю, то в «Утренней почте» снимусь, то еще где-то, такие мелочи, чтобы как-то на плаву удержаться. Со стихами все прекрасно, пишутся. Жив еще курилка». (Из интервью 2000 года)
Встречались и те, кто просто глумился над несчастной девушкой, к которой намертво прилепился ярлык «бывший поэт». Дескать, она совсем опустилась, стихов своих уже не помнит из-за пьянства.
Поясняет Алена Галич: «Эта грязная история случилась с Никушей несколько лет назад. Одна ялтинская киностудия решила снять передачу о Турбиной. Но перед съемками телевизионщики выставили перед ней бутылку водки, прекрасно зная, что пить ей нельзя. После того как бутылка опустела, стали снимать. Пьяная Ника не смогла вспомнить ни одной строчки и прямо перед телекамерой послала всех куда подальше».
Не обходилось и без ханжества: «Дальнейшая деградация нравственности и всей личности ребенка была настолько быстрой и страшной, что мы не рискнем об этом писать, т.к. ее родные еще живы».
Я — полынь-трава…
От алкоголизма Ника не может избавиться на протяжении всей жизни. Нарушенная психика не восстанавливается, отношения с мужчинами создаются и разрываются…
Никому не нужная, всеми забытая, она дважды падает с 5 этажа. Первый раз, в 1997 году, после ссоры со своим сожителем, пытаясь покончить с собой, как она сама потом говорила — «в шутку». На тот раз она отделалась переломом позвоночника, сломала оба предплечья, разбила тазовые кости. Деньги на лечение собирали всем миром — ялтинские и московские друзья, а еще очень помог один американский бизнесмен. Удивительно, но «дядя Женя» (Евтушенко) никак не отреагировал на эту трагедию.
Все обошлось: Ника перенесла 12 операций, о происшествии напоминали лишь неимоверные боли в спине и многочисленные шрамы. В газетах проскользнуло, что Турбина вообще парализована. Журналистам Турбина с усмешкой скажет, что просто вытряхивала коврик, поскользнулась — «Неудачно упала с пятого этажа. Осталась жива».
Я — полынь-трава,
Горечь на губах,
Горечь на словах,
Я — полынь-трава…
И над степью стон.
Ветром окружён
Тонок стебелёк,
Переломлен он…
Болью рождена
Горькая слеза.
В землю упадёт —
Я — полынь-трава…
Её «самоубийства», скорее, были псевдосамоубийствами. Ника, действительно, и с балкона до этого прыгала, и вены резала, но сразу бежала их зашивать. Многие, и, прежде всего Алена Галич, могут подтвердить, что это были не серьезные попытки, а бунтарство. Ведь Ника, как никто другой, хотела жить, хотела найти себя…Вообще, Ника была полна противоречий. Несколько попыток самоубийства и одновременно с этим — неуемная жажда жизни.
Вспоминает Алена Галич: «Попытки были, но это было не постоянное желание: наоборот, она хотела жить. После таких попыток она тут же приходила в себя, ее это ошарашивало, и она начинала дико бороться за жизнь».
У слова есть всегда начало,
Хоть в боли сказано,
Хоть в радости.
Я в одночасье потеряла
Все буквы, что стоят в алфавите.
На перекрестке рифмы встретились,
Но светофора нет — авария.
Неужто мне уже отказано
Рассвет собрать в стихочитание?
И не найти былые строки,
Что были временем описаны.
Я по дорогам вечным странствую,
Но, оказалось, так бессмысленно.
Ника Турбина была убита?
Увы, смерть взяла свое, второй раз судьба Нику не помиловала. Но с гибелью Ники связана почти детективная история, в смерти ее много загадок.
11 мая 2002 года она сидела на подоконнике, свесив ноги из окна, и вдруг…сорвалась… Свидетели утверждают, что это был несчастный случай, и Ника в последний момент успела ухватиться за выступ на окне.
Алена Галич, считая все, связанное со смертью Ники, «полным абсурдом», ходатайствовала перед милицейским руководством Москвы о заведении уголовного дела по факту смерти Турбиной. Свидетельских показаний было предостаточно.
Вот что рассказывала одна из соседок Ники:
«Я услышала крики и выглянула в окно. Напротив дома стояли двое мужчин и показывали руками вверх. На карнизе окна пятого этажа, вцепившись в него руками, висела девушка. Она кричала: «Саша, я сейчас упаду! Помоги мне! Саша, я сорвусь!»
Я бросилась звонить в «скорую», а когда выбежала на улицу, девушка уже лежала на земле. Удар был настолько сильным, что джинсы на ней лопнули. Когда приехала «скорая», она была еще жива. Врачи пытались вставить ей трубку дыхательного аппарата в горло, но девушка слабым движением руки выбила ее изо рта. Я не выдержала и ушла в квартиру. До сих пор в памяти ее красивое и почему-то очень спокойное лицо».
Когда прибыла милиция, дверь в квартиру никто не открыл. Хотели вызывать МЧС – ломать железную дверь. После этого сосед заметил распахнутое окно подъезда на втором этаже. Создавалось впечатление, что кто-то все же был в квартире и успел сбежать до прихода милиции: этот неизвестный выбрался через окно в задний двор. Ника Турбина была убита?
…Она не дожила до 28 лет. Казалось бы, вся жизнь впереди, а на самом деле — надломленная душа, разбитые надежды, многочисленные суицидальные попытки, пребывание в психиатрической больнице; длительные, глубокие запои; одиночество… Впереди — пустота…
…Её не удалось спасти. Впоследствии один из врачей «Скорой помощи» рассказал, что по дороге в больницу, когда он собрался сделать Нике укол для поддержания работы сердца, она произнесла единственную фразу: «Не надо»…
В справке о смерти Турбиной в графе «причина смерти» стоит прочерк, в медицинском заключении указано, что смерть наступила в результате травмы, а ручкой дописано:
«Падение с пятого этажа, место и обстоятельства травмы неизвестны». Списали на самоубийство. Уголовное дело не завели — зачем московской милиции очередной «висяк»? Да и кому нужно расследовать факты гибели сумасшедшей алкоголички? Ведь именно такой казалась Ника соседям и случайным собутыльникам.
Тело погибшей поэтессы увезли в морг больницы имени Склифосовского, где оно пролежало несколько дней… невостребованным и после было кремировано. Даже единственная подруга Ники, Алена Галич, узнала о трагедии на 8-й день: «В начале мая я была занята переездом на новую квартиру. К тому же Саша Миронов, сожитель Ники, скрывал ее смерть от всех. Насколько я знаю, он просто беспробудно пил, и ему некогда было заниматься похоронами Ники».
Случилось так, что проводить Турбину в последний путь пришли лишь Алена Галич с сыном, Саша Миронов, бывший «афганец», в прошлом талантливый актер, а на тот момент, по словам Алены, «безвольный человек и тихий алкоголик», и пара сомнительных личностей бомжеватого вида. Родители в это время находились в Ялте и не могли выехать из-за отсутствия денег — не было 600 долларов на билет. Нике даже цветов никто не принес.
Алена вспоминает подробности похорон: «Саша выпроводил нас из морга, сказав, что никуда гроб нести не надо. Якобы тело кремируют прямо в Склифе. И он, и дружки его ушли вместе с нами — они направлялись куда-то на пьянку. Я даже не сообразила, что он врет и при морге нет никакого крематория. …склифовские служащие тащили гроб с приколотой к нему запиской: «На кремацию в Николо-Архангельский крематорий».
Всемирно известную поэтессу похоронили бы как бездомную, если бы не усилия Алены Галич. Она оббивала пороги литературных объединений, ходатайствовала перед правительством Москвы, чтобы Нику похоронили на одном из центральных кладбищ Москвы и последнем пристанище многих больших поэтов.
25 июня 2002 года, ровно через 40 дней после трагической смерти, урну с прахом Ники похоронили на Ваганьковском кладбище.
А что же «дядя Женя»? На вопрос «Комсомолки», что он думает об этой трагедии, Евгений Александрович удивленно вскинул брови: «Да, ужасное известие… Как все случилось?». Поэт предпочел отделаться общими фразами: «Талантливая была девочка, с необыкновененкой. Знаете, я ведь помогал Нике издать ее первую книжку стихов здесь, в России, а затем в Италии, в Англии. Считаю, человеку надо дважды приходить на помощь: когда он делает первый шаг в самостоятельной жизни и когда пытается подняться, впервые оступившись. С Никой у меня связано много воспоминаний. Всяких. Но пока рано говорить об этом. Больно».
Увы, второй раз Евтушенко так и не пришел Нике на помощь.
Вдруг звон… Обрывается жизнь человека
Вот, пожалуй, и вся история. Вся ли?
Две тоненькие книжицы стихов, сумка с бумагами, оставленная на полу московской квартиры, да разрозненные, зачастую противоречивые, воспоминания — вот и все, что осталось от чудо-ребенка, маленькой девочки с огромными глазами, полными недетской скорби.
Говорили, что Ника Турбина обладала даром предвидения.
Дождь. Ночь. Разбитое окно.
И осколки стекла застряли в воздухе,
Как листья, не подхваченные ветром.
Вдруг звон. Точно так
Обрывается жизнь человека.
(1982, Нике — 8 лет)
Уже после смерти Ники ее бабушка, Людмила Владимировна, со слезами на глазах признается журналистам: «Ника предчувствовала свою смерть. Однажды она сказала: «Буль, я умру в 27 лет. Хотя до этого буду десятки раз умирать».
Дрожь пробирает, когда читаешь пророческие строки Ники Турбиной. Они — по — детски несовершенные по форме, но по-взрослому мудрые и жуткие. Строки о человеке грустном, одиноком и непонятом:
Этажи бесконечны.
И в проеме окон
Будет лиц бессердечье… (1982)
* * *
Нужно жить начать!
Только вот зачем?
* * *
Я стою у черты,
Где кончается связь со вселенной.
Здесь разводят мосты
Ровно в полночь —
То время бессменно.
Я стою у черты.
Ну, шагни!
И окажешься
Сразу бессмертна.
Многие до сих пор считают, что на протяжении всей своей жизни Ника подсознательно стремилась к смерти (лейтмотив смерти прослеживается и в её стихах), поэтому её гибель чаще всего рассматривают не как следствие несчастного случая, а как добровольный уход из жизни…
За несколько месяцев до рокового дня Ника стала всё чаще затрагивать тему смерти в разговорах (так утверждали те немногие, с кем девушка поддерживала общение). Она говорила, что чувствует близость своего конца. Тогда никто не придал значения её словам. В своём последнем интервью на вопрос журналиста о детях она ответила так: «Я просто не доживу до того момента, когда захочу рожать…»..
Вот пара фраз из дневника Ники, ее записки — «чтобы не забыть»:
«Я все сказала o себе в стихах еще ребенком. Тело женщины мне не нужно было. Умереть должна была давно, об этом говорила я не раз. Впоследствии я поняла, что как поэт никому не нужна. B результате, стала стесняться своих стихов и пыталась мучительно и трагично найти себя».
и
«…Каждому человеку в жизни нужно спрятаться. Спрятаться и остаться с тем, что тебе близко. Чтобы окружающий мир был от тебя как-то абстрагирован или ты был абстрагирован от окружающего мира. И неважно, ты один или с любимым человеком, читаешь ты или пишешь».
Когда-то Ника сказала, что человек похож на стихи:
Однажды в снег
К нам пришел человек,
Он был похож на стихи.
Нас было четверо,
Нам было весело.
Был жареный гусь
И не пришедшая
Еще ко мне елка.
А он был одинок,
Потому что был
Похож на стихи.
Почему от ее строк становится холодно, одиноко и страшно? Ведь она, как и все мы просто всю жизнь искала путь — к свету, к людям, свой путь в жизни? Кем она была? Литературным явлением? Яркой личностью? Дерзкой звездочкой, случайно ворвавшейся в наш мир? «Незаконной кометой», как называли ее журналисты? Или просто хрупкой ранимой душой, натолкнувшейся на стальные иглы людского равнодушия и злобы?
Ничто не сходит с рук.
Ни ломкий, жесткий звук —
Ведь ложь опасна эхом.
Ни жажда до деньги,
Ни быстрые шаги,
Чреватые успехом.
Ничто не сходит с рук.
Ни позабытый друг,
С которым неудобно,
Ни кроха муравей,
Подошвою твоей
Раздавленный беззлобно.
Таков порочный круг.
Ничто не сходит с рук.
Но даже если сходит —
Ничто не задарма,
И человек с ума
Сам незаметно сходит.
Из ее дневника: «Жизнь много раз успела мне показать изнанку и лицо. Посевы, рост и всходы. Что собрала я — расскажет время. Делала много ошибок, дулом направленных на себя. Была как во сне дурном, заканчивающемся знаками обид. Главное — я не лгала, не предавала, боль чужую брала».
Согреть нашу холодную и зачастую злую действительность своей поэзией Ника Турбина так и не сумела. А значит, не сумела и выполнить свое предназначение Поэта. А может, просто не успела?
Кто знает, если бы в ранней юности Нику не объявили перед всем миром гениальной, а объяснили, что талант — это только фундамент, и строить здание собственной личности, не обязательно великого поэта, придется, прилагая неимоверные усилия, может быть, она осталась бы жива?
Прости нас, Ника!..
Светлана Россинская, гл. библиотекарь библиотеки «Фолиант» МБУК «Библиотеки Тольятти», e-mail:rossinskiye@gmail.com