«Доходное место» — первая премьера театра «Колесо» в новом сезоне.
Чумаченко обещал настоящего Островского. Современного. Свежего. Непрочитанного или полузабытого зрителем в третьем ряду. Михаил Николаевич обещал караоке. Обещал, что зритель выдюжит, сможет, досмотрит, потому что русского классика в «Колесе» изрядно сократили. По самым гуманным соображениям: зал не справился бы с полной версией длинной пьесы, не высидел бы в зале шесть или семь часов кряду.
Остается подтвердить, что Чумаченко — человек слова. Он не осовременил классика, а поставил современную пьесу, возможно, самого русского, безоглядно смелого и очень современного автора. Не нафаршировал опасными фразами прилично прикинутых то в современные, то в вековые костюмы актеров. Не стал играть с залом в программный нафталин, подавая зрителю морали из учебников: не воруй, живи честно, брать взятки негоже. Свободный от явной театральной дидактики костюмный спектакль перевел стрелки часов на века вперед так просто и обыденно, что удивляться приметам нашего времени было уже как-то не с руки. Ну, неплохой костюмчик у Акима Акимыча Юсова в начале спектакля. Так и сам артист Чураев неплохо сложен. Ну, в отличной спортивной форме артистка Елена Радионова. Так и форма на ней, похоже, от «Адидас».
Это потом, через много картин спектакля, переоденутся сестры Кукушкины с Анной Вышневской в премиленькие костюмчики из пятидесятых, а потом и в кренолины да шляпки, переводя стрелки назад. Но Островский уже не станет от этого дальше или мягче: режиссер уже включил зал в жесткую современную игру, где время — условность, не меняющая правил и целеполагания.
Инструменты и караоке
Михаилу Чумаченко удалось перенастроить «инструменты» своего небольшого новоостровского оркестра: артисты ушли за ним от театрального пафоса и комплиментарности материалу костюмного спектакля к простоте и естественности героев внутри очень непростого текста, таящего в себе так много честного и горького, что он во все времена обречен быть не современным.
Андрей Чураев, Ян Новиков, Петр Касатьев, естественно, и вне времен существуют в простом рисунке спектакля, где риск сфальшивить велик как никогда. Там камертонят русские рок-идолы. Режиссеру удается внести в островсковедение песни «Наутилиуса» и «Машины времени», «Би-2» и «Аквариума», не руша картинку и не подминая автора под себя.
Серьезный роковый микс, ударенный на первое «о», не становится на сцене «Колеса» роковым (с ударением на последний слог). Он логично вписывается в партитуру «Доходного места», как будто Островский и сам шалел от романтических правд перестроечного Макаревича или смотрел по телеку клипы братьев Крестовских, а Ян Новиков певал с драматургом под гитару за стопкой после очередной успешно проданной театру пьесы. Музыкальное оформление Алексея Пономарева примиряет времена и примеряет на героев Островского новые ритмы.
Но вот же парадокс: Петр Касатьев не обозначает современность каким-нибудь рэпом или хип-хопом, не морщит лоб глубокими смыслами пьесы и не упивается напоказ ненашинской лексикой отжившего века. Жадов Касатьева — странный, наивный, поначалу вполне счастливый мальчик, который верит, что можно жить по чести и по любви в том ли, в нашем ли веке. Какая разница, какой год на календаре, если есть рядом с кем и ради чего… Какая разница, если «до любви» — не сбылось, а «до смерти» — совсем наоборот.
Из какого такого века Чураевский Аким Акимович? Попробуй угадай. У Андрея Чураева — ни пафоса в нравоучениях, ни шутовства с караоке. В какие времена пел и благодетельствовал в чинодостижениях сообразительному Белогубову большой человек Юсов? Да какая разница, в какие…
Браво за жизненную правду
Чумаченко не жонглирует на сцене приметами времени. Он задает вопросы и задается ими сам. Он идет за Островским, а приходит к зрителю: «…честная жизнь — жизнь без воровства, жизнь без подлости, жизнь с идеалами – это жизнь, в которой страдаешь ты сам и страдают твои близкие. У Островского нет формулировок о том, что чиновничество — это плохо. Нет, речь не об этом.
У режиссера, как и у драматурга, тоже нет формулировок «чиновничество — это плохо». Ни одной. Но заведенный «Наутилиусом» и «Машиной времени» зал и не ищет морали. Он ловко и весело выхватывает из контекста не остывающие со временем «пирожки»: «взятка» — слишком уж обидно для достойных людей, лучше б заменить его словом «благодарность». А благодарить нам сам Бог велел…
Кто первым крикнул этим репликам «браво»? Мне показалось, что випы… Может быть, показалось.
Реквизит им в руки
Роман и Дина Касатьевы — «человек в доме Вышневского» и «горничная, девушка, Стеша» — листают пьесу вместе с режиссером и становятся стяжкой между актами и картинами спектакля, между героями и ситуациями и в конце концов даже между временем и временем. Не без помощи музыки и находок художников.
Сценограф дал мобильность практически каждому предмету на сцене. Весь спектакль актеры легко играют с атрибутикой и декорациями спектакля, то выкатывая на сцену современные плазмы для караоке, то подминая под неудобные «островские» реплики не привыкшие к таким речам микрофоны, то вооружая героев тем, что классически должно было бы выстрелить в третьем акте.
Третьего акта в спектакле не случилось. А пистолеты зарядили как надо. Белогубовы (артист Владимир Губанов) и вышневские (артистка Елена Радионова и артист Ян Новиков) обычно не стреляются. Эта слабость — для жадовых. Им, как говорится, и реквизит в руки.
Третий век
…Два часа тридцать минут — на сцене «Колеса». Третий век «Доходного места» на дворе. Разве что с дядюшкой помириться? Режиссеру удается внести в островсковедение песни «Наутилиуса» и «Машины времени», «Би-2» и «Аквариума», не руша картинку и не подминая автора под себя. Серьезный роковый микс, ударенный на первое «о», не становится на сцене «Колеса» роковым (с ударением на последний слог). Он логично вписывается в партитуру «Доходного места», как будто Островский и сам шалел от романтических правд перестроечного Макаревича.
Режиссер не стал играть с залом в программный нафталин, подавая зрителю морали из учебников: не воруй, живи честно, брать взятки негоже.
Наталья Харитонова, «Площадь Свободы»
фото: Площадь Свободы