Первый главный редактор газеты «Площадь СВОБОДЫ» Валерий Шемякин вспомнил, как создавалась городская ежедневка.
17 мая исполнилось 25 лет, как была учреждена наша газета – молодая и задорная «Площадь СВОБОДЫ», которая почти сразу стала любимейшей газетой тольяттинцев. Вспомнить о том времени да и самой поностальгировать захотелось с первым редактором Валерием Шемякиным.
– Валерий Константинович, так с чего все начиналось? Многие уверены, что «Площадь СВОБОДЫ» стала правопреемницей городской газеты «За коммунизм».
– Не совсем так. «За коммунизм» была органом горкома КПСС и исполкома Совета депутатов трудящихся. В мае 1990 года учредителем «Площадь СВОБОДЫ» выступил совет народных депутатов, первый по-настоящему демократически избранный, но у нового издания не было ни помещения, ни бумаги. Возможно, этот миф возник оттого, что в 1990 году мы пытались осуществить что-то вроде рейдерского захвата газеты «За коммунизм»: нам нужны были площади, печатное оборудование, лимитированная в то время бумага – и мы хоть что-то пытались отжать у этой газеты. Впрочем, лучшие сотрудники «За коммунизм» тут же перешли работать в «Площадь СВОБОДЫ». Вот и все «правопреемничество». А газета «За коммунизм» после путча 1991 года некоторое время называлась «Новый день», затем несколько лет «Тольятти сегодня». После гибели Андрея Уланова ее возглавлял Евгений Жаплов, но вскоре она закрылась…
Хотя, чего скрывать, все мы вышли из партийной прессы, другой тогда не было. До «Площади СВОБОДЫ» я был ответсеком в «За коммунизм»; мы там бредили чем-то новым, и создание непартийного издания стало актом вполне естественным. Сама идея какого-то нового альтернативного издания бродила в наших душах еще до перестройки. Помню, при Андропове была такая интересная ситуация: началась жуткая борьба за дисциплину, а с другой стороны – в идеологии открыли небольшой люфт. Они там, наверху, понимали тогда, что людям надо дать возможность высказаться. Андропов еще до Горбачева использовал этот термин – «перестройка». При Андропове прошел июньский пленум ЦК, посвященный идеологии, где, так сказать, были заявлены некоторые послабления. Я как сейчас помню, мы шли с Женей Жапловым по улице и взахлеб говорили о том, что наконец-то мы, журналисты, будем более свободны. Так хотелось уйти из этих партийных рамок! Хотя, конечно, в то время это были наивные мечты.
Потом горбачевское время – мы почуяли воздух свободы. Сейчас Горбачева многие ненавидят, хотя он по большому счету был «невольником чести». Невозможно было выживать дальше по старому сценарию – стране были кранты. Мы выходили из страшно зажатой старой системы в другую, которую еще не знали. Много всего было в то время, и не все было прекрасно. Но именно тогда рухнула идеологическая монополия, и нам удалось создать альтернативное издание, которое несколько лет было по-настоящему независимым и свободным.
– Ну и с презентацией новой газеты вы весь город на уши поставили: ночной концерт в ДК «СК». Настя Полева, группа «АукцЫон». Причем концерт бесплатный.
– Помню. Я вышел на сцену, пытаюсь что-то рассказать о газете, а в зале полно молодежи, кто-то орет: «Наливай!»
– Я была на том концерте, и у меня все сошлось: новая газета плюс концерт. Мне интересно, как вам удалось собрать такой звездный коллектив: ведь были журналисты один к одному, штучные люди.
– В таких ситуациях, как правило, нужные люди – опа! – и появляются. И неважно, что человек идеологически вовсе был и не демократ и не близок тебе по духу, но в нем были заложены такие способности, что в данный конкретный момент он соответствовал общему настрою. Мы были пионерами, и люди были смелые, не зажатые, куражистые. Мы жили под девизом: «Для «Площади СВОБОДЫ» нет закрытых зон и запретных тем».
– Ну, например?
– Примеров много. Мы открывали этот мир, о чем я и написал передовичку, в которой попытался показать читателю то, на что он закрывал глаза. Я частенько бывал в столовой напротив колхозного рынка и там постоянно видел деда – старый, запущенный, бомж по нынешним временам, он ходил между столами и попрошайничал. Ну, давали, конечно, чтобы отвязаться, чтобы тут же отвернуться. Грязи было много вокруг – надо ли было об этом говорить? Надо было. Официально не было бомжей, не было проституции, не было взяточников, бандитов, беспризорников. И когда мы стали писать об этом, говорить, что все это есть, на нас очень сильно злились некоторые товарищи. Ты помнишь историю Русакова, первого секретаря горкома партии? В то время у больших начальников были свои квоты на автомобили, это не значило, что машины лично твои, просто ты имел право их распределять. Знатоки утверждают, что Русаков их распределял за деньги, которые шли ему в карман. Тому же Русакову приписывают создание в Тольятти первого борделя. Его просто сняли с должности, но не посадили. Не утверждаю, что все, что рассказывают про Русакова, – истинная правда, но были истории и похлеще, о чем не писала пресса – нельзя было.
И новые, так называемые демократические депутаты, тоже пытались установить свои «квоты». По крайней мере на гласность. Мне пытались указывать, о чем писать, о чем молчать. Самое удивительное, те, кто вышел из отъявленных демократов, из так называемого «народного фронта», из антикоммунистов, больше всего кричали: «Запретить!» Кстати, тенденция эта характерна для всех времен. С другой стороны, период становления газеты совпал с истинной демократизацией, которую в Тольятти отстаивали в те времена Игорь Антонов, Борис Микель, Владимир Жуков, Игорь Милорадов, Сергей Жилкин…
Справка:
В первом номере газеты «Площадь СВОБОДЫ» была опубликована программа издания:
«Говорить только правду, не подстраиваться под мнения партий, публиковать разнообразные материалы, в том числе о жизни церкви, увлечениях, чудачествах, о новых партиях и их лидерах, молодежных субкультурах; мнения, критику и предложения читателей».
Одно время «Площадь СВОБОДЫ» была крупнейшим подписным изданием в Самарской области. Выходила газета ежедневно, а ее тиражи доходили до 100 000 экземпляров. Из ее различных приложений сформировался целый ряд новых газет Тольятти: «Плошка», «Миллион» и другие. Газету официально выписывала библиотека Конгресса США.
Популярность в народе газеты имела и обратную сторону: в 1995 году был жестоко избит главный редактор газеты.
– И все-таки, кто был среди ваших пионеров?
– Пришли люди из газеты «За коммунизм», причем я никого не перетягивал. Володя Холод, Володя Шашенко, Ольга Березий, Миша Шляхтин, Олег Епифанов, подтянулись Игорь Сомов, Женя Бакланов, Лена Озерова, Лариса Гуенко, Костя Присяжнюк, Лена Антонова. Позже Леша Алексеев, Лена Сафронова, Слава Смирнов, Влад Южаков, Юрий Бездетный, Сергей Русов, Ольга Посеева, Игорь Елизаров, Сан Саныч Пичужкин, Артем Алексанян.
Кстати, вторым в штатном расписании газеты стала главбух Галина Сорокина, человек, удивительным образом постигший специфику журналистики чуть ли не на второй день работы. Я всех и не перечислю, потому что одно время у нас в штате было 130 человек, включая все службы. Я брал всех. Потом пришла Галина Леопольдовна…
– Леопольдовной меня покойный Гарри Елизаров называл. Помню, помню, как я к вам пришла на должность зама по выпуску – поджилки тряслись, хотя до этого и работала в газетах, но боялась, что не потяну уровня «Площадь СВОБОДЫ». Ну, вы меня и спросили: «Ты писать-то умеешь? Сделай материал, чтобы журналисты тебя, как ответсека, уважали». Тут и случилась американочка, которую мы глубокой осенью свозили в деревню – посмотреть российскую глубинку. Потом и материал вышел.
– Помню. Броок приезжала к нам из Детройта, она журналист, поэтому и заинтересовалась нашей автомобильной столицей, заодно и у тебя в деревне побывала.
– Выдумщики в «Площадь СВОБОДЫ» были еще те. Помню, на 1 апреля меня попросили от своего имени разместить объявление типа: «Обеспеченной одинокой и престарелой женщине, проживающей в коттедже, требуется помощник по дому и другим вопросам. Зарплата такая-то». Десятки писем пришло от мужчин и мальчиков, которые предлагали свои, даже интимные, услуги старушке. Дух в редакции был какой-то летящий, все фонтанировали идеями, темами.
– Да, сейчас посмотреть журналистов в газетах – многие вышли из той «Площадь СВОБОДЫ». Тот же покойный Валерий Иванов пытался сотрудничать с нами – мы практически подарили ему ресурс – приложение «Четвертая власть», из которого, собственно, и образовалось «Тольяттинское обозрение». Отпочковалась «Деловая среда», ее взяла ТПП. «Городские ведомости», наше приложение, которое вел Игорь Милорадов, ушло в мэрию.
У нас не было никакой экономической службы, сам же я неважный экономист. Пока была благоприятная ситуация, надо было думать о будущем, обеспечивать, так сказать, завтрашний день. Помню, Олег Епифанов уговаривал меня выпускать рекламную газету в каждый ящик. Это была здравая идея, но тогда я отбивался как мог, я не хотел: мы же журналисты, у нас нормальный доход, чего еще? Сама работа была невыразимым кайфом, про деньги иногда просто забывали. На этой почве у нас с Епифановым возникла конфронтация, которая совпала с выборами мэра. И тут я сам в мясорубку попал: 8 августа 1995 года меня подкараулили в подъезде дома и отметелили так, что несколько дней в реанимации провел. Это был первый случай в Тольятти, когда напали на журналиста.
– Так на какой почве отметелили-то? Какие догадки были?
– Да не было никаких догадок. Все лежало на поверхности. Мы поддерживали на выборах в мэры Жилкина. Мы жили финансово хорошо и поэтому могли позволить себе поддерживать нравившуюся нам кандидатуру не за деньги. Да и не только мы ему симпатизировали, у него было много сторонников.
– А кто у него в конкурентах был?
– Из основных Анатолий Степанов и Николай Уткин. У Анатолия Алексеевича был очень мощный ресурс. Жилкина поддерживали молодые предприниматели – Сычев, Алешкин, Чевозеров, другие. Мне перед выборами принесли фотографию, на которой – сидит на пригорке группа товарищей, а среди них Анатолий Алексеевич Степанов и уголовный авторитет Напарник. Мне предлагают: ставь фотографию. Я отказался. Ну, сидит и сидит, что за дела? Что это доказывает? Через какое-то время скандальное фото появилось в газете «Будни», которую издавал Александр Князев, ставший через какое-то время руководителем ВГТРК «Самара». А еще позже, после серии конфликтов с губернатором Титовым, он выпустил под псевдонимом трилогию о криминальном Тольятти и Самаре. Это была самая жесточайшая выборная кампания. Вот и мне тогда досталось.
– Мне еще вспоминается, как в «Площадь СВОБОДЫ» трепетно к слову относились. Сейчас же многие пишут такими штампами…
– В «Площадь СВОБОДЫ» не было принято переписывать тексты. Если ты принес некондицию – забери, переделай, не можешь – выбрасывай. Это потом в других газетах появились рирайтеры, которые из трех абзацев должны сделать и аналитику, и найти интригу, и сделать вывод. Это уже другая журналистика. Наша, российская – это Гиляровский. Нашенский журналист должен сам писать. А какие заголовки рождались в «Площадь СВОБОДЫ»! С подвывертом! Сейчас в газетах жесткая модель прижилась – перед заметкой идет так называемое «лидо» – там и тогда-то то-то состоялась. И порой вся газета – это одна сплошная скучная информационная заметка.
– Да, мне в какой-то газете сказали: «Галина Леонидовна, так, как вы, уже давно никто не пишет. Это никому не нужно». Я аж присела от удивления: как о человеке или о настроении писать «лидо»?
– Журналисты забыли, что в журналистике есть жанры. Собственно, один жанр остался – очень большая заметка, а сама информационная технология – это сплошной протоколинг.
– Времена меняются…
– Да, у молодой «Площадь СВОБОДЫ» было свое время – это был всплеск, мы в те годы немного взлетели, почуяв ветер перемен, а потом брякнулись кто об асфальт, а кто в куль соломы. Кто-то продолжает работать в журналистике, но та журналистика уже кончилась, сейчас никто не ощущает себя пионером, не ищет новые темы. Если говорить откровенно, мне в какое-то время стало неинтересно работать в газете. Спекся, что называется. Эти газетные буковки, это каждодневное перемалывание так называемой информации, этот плохой язык, с каждым годом становящийся все хуже и хуже. И эта потеря вконец цеховой солидарности – то, чем так когда-то мы гордились.
– Валерий Константинович, но журфаки до сих пор наполнены студентами.
– Я встречал молодых людей, ищущих себя, но вынужденных заниматься нелюбимым делом – только бы ноги не протянуть. Возьми газету. Если ты пришел туда не по душевной потребности, то твоя роль в газете – уборщица, не более того. Ты не чувствуешь себя журналистом, ты такое же чмо, потому что это не твоя работа. Может, твое призвание – мыть туалеты и ты будешь делать это хорошо. Но ты идешь в газету, потому что есть красивое слово «журналист».
Как-то один мальчик, переживающий кризис становления, начал жаловаться мне, что журналистика для него непонятна. Вот он метался: уходить ему из газеты или нет. Я ему объяснил: журналист – это ассенизатор, который чистит человеческие нужники. Но в отличие от ассенизатора журналист может там, где чистит, тут же и нагадить. Такая специфика. Я утрирую, конечно. Но на моей памяти были случаи, когда после публикации в газете люди сводили счеты с жизнью. Если помнишь, в «Площади…» я говорил: «Ребята, писать надо обо всем, все вытаскивать наружу, но если у вас есть ощущение, что, прочитав вашу заметку, завтра кто-то сиганет с балкона, не надо про это писать, не берите на душу грех».
Журналистика перестала быть свободной профессией. Но это мнение старого ворчуна. Может быть, нарождается что-то, чего я не замечаю из своей кельи. Есть толковые ребята, умницы, способные предложить какие-то свои проекты. Что-то новое появится, конечно. Должно появляться, хотя бы раз в четверть века. Увидим.
Цитата:
Вячеслав Смирнов, пионер «Площадь СВОБОДЫ» :
«По тем революционным временам подобрался удивительный состав редакции, просто коллекция какая-то: среди сотрудников были профессиональные художники, писатели, историки, уникальные (не преувеличиваю) фотографы, а также политики, бизнесмены и просто дерзкие авантюристы. Чем был хорош энтузиазм первых дней: люди не отрабатывали трудовую повинность за оклад, а занимались творчеством, позволяя себе то, что никто до них в журналистике (хотя бы в тольяттинской) не мог себе позволить.
Например, когда объявили продажу псевдоакций несуществующей финансовой пирамиды ХХХ-инвест (ТриХерИнвест). На следующий день у бара «Невский» (а указали именно этот адрес) стояли сотни людей, чтобы отдать деньги неизвестно кому и за что. Или продавали человека на рынке Автозаводского района. Или собирали подаяние возле автовокзала Центрального района, исполняя жалостливые песни. Или выпускали псевдосумасшедшего на улицу, который прогуливался с «голым» манекеном и спрашивал у прохожих: как пройти до ЗАГСа? Или пытались на мини-рынке продать якобы сильнодействующий яд, за что чуть не получили от братков. Были и истории на грани фола: однажды инсценировали «заказное убийство» на глазах у шокированных прохожих. В общем, развлекались ребята. Много всего было. Информповоды частенько инициировали сами. Я уж не говорю об обычной репортерской работе: командировки для освещения путча августа 1991-го года, поездки в воюющую Чечню, поездки по деревням с целью демпинговой перекупки мяса, визит в Москву на рынок в Лужниках с целью имитации «челночной» деятельности. Были и серьезные акции – «Площадь СВОБОДЫ» опубликовала как-то провокационную заметку о том, что первый заместитель мэра Сергея Жилкина Виталий Зыков уходит в отставку, хотя достоверных сведений об этом не было, все строилось на том, что к моменту публикации отношения мэра и его первого заместителя обострились настолько, что во время избирательной кампании они оказались по разные стороны баррикад. Самое удивительное заключается в том, что именно в день выхода газеты с этой информацией Зыков публично заявил, что он уходит из мэрии.
Целую книгу можно написать обо всех этих историях! Неудивительно, что к середине 1990-х «Площадь СВОБОДЫ» стала самым тиражным изданием в области: если не ошибаюсь, тираж тогда достигал почти 120 тыс. экземпляров! Коллектив был неоднородный и разновозрастный, но в целом со временем сложилась определенная компания – так называемая «молодежная редакция». Люди вместе работали, вместе отдыхали, не расставаясь даже на выходные и праздники. Словом, это была некая семья – порой в буквальном смысле этого слова. Каждое утро ты просыпался с радостной мыслью, что сегодня вновь пойдешь на работу. А по вечерам не хотелось расставаться, не хотелось уходить с работы.
