Ансамблю «Резонанс» – лауреату всесоюзных и международных конкурсов и фестивалей, обладателю премий президента России и Ленинского комсомола – сорок лет. Событие не из рядовых. Мы встретились с основателем коллектива Григорием Эстулиным, чтоб помечтать и вспомнить.
Марафон Эстулина
Четыре десятка лет – на такой результат отважится не каждый музыкальный марафонец. Творить, учить, любить, разъезжать с гастролями, репетировать и искать новый репертуар, прощаться с бывшими и поднимать имена новых музыкантов – доля не из простых. Но, придумав свой «Резонанс» однажды, его основатель и руководитель Григорий Эстулин обрек себя на этот непростой, но все же счастливый творческий марафон.
– Григорий, с какими амбициями ты был в ладу в те дни, когда родил идею первого ансамбля гитарной музыки в Тольятти?
– Какие амбиции? Наверное, хотелось заявить о себе… Да нет, чушь. Заявить о себе – это было потом. А сначала – гитара. Гитарой должен переболеть любой мальчишка, что и происходит в жизни. Переболеть, хотя не каждому дано выздороветь. Единицы остаются больными на всю жизнь. Гитара – это волшебство. Это самый любимый в мире инструмент. Я заболел ею и стал заниматься гитарным ансамблем с 1980 года. И уже потом, когда что-то стало получаться, когда педагогическая и концертная деятельность поднялись на определенный уровень, вот тогда уже, наверное, заболел звездной болезнью, то есть захотел заявить о себе. Но я же был играющим руководителем. Это сейчас я не играю и на сцену не выхожу…
– А почему, Гриша?
– Потому что мне стыдно выходить.
– Стыдно? Ну тогда объяснись…
– Просто мои ученики делают это лучше меня. У нас ведь многие артисты выходят на сцену, не понимая, что этого делать уже нельзя. Кто-то позорит себя из-за гонорара, кто-то не понимает, что такое хорошо и что такое плохо.
– Ты строг к себе.
– Я очень строг к себе, но я строг ко всем. У меня дети иногда плачут на занятиях. Это испытания, через которые творческому человеку надо пройти. Я и сам проходил в профессии через кровь, слезы и пот, как все состоявшиеся музыканты.
– Признать в ученике лучшего – не каждому дано.
– А превзойти их уже невозможно: нужно заниматься музыкой часами, отдавать себя ей целиком и каждый день. А где на все это время взять? Это же не тот случай, когда ты вышел, взял и саккомпанировал кому-то. Нет, это другое. Хотя я неплохо играл, и сегодняшнему руководителю ансамбля Жорику Иванову не стыдно слушать мои записи. А вообще, скрипка и гитара – два самых сложных инструмента. Скрипка должна не скрипеть, а петь. При этом гитара чисто физически очень сложный инструмент. Мужской инструмент.
– Меня давно удивляет эта гендерная несправедливость. У нас есть блестящие саксофонистки, а гитара – только для мужчин… Почему?
– Ну совсем не потому, что мужчины в разные века поют серенады под балконами своих возлюбленных. Вовсе нет. Это физически трудно для женских рук. Натяжение струн, широкий гриф, широкие лады… Есть, конечно, исключения, есть играющие гитаристки. Такое бывает очень редко. В России есть, например, молодая солистка Вера Данилина, наверное, на этот момент одна из сильнейших в мире гитаристок. Она недавно по моему приглашению приезжала в Тольятти.
Деревяшка?
– Гриша, твоя гитара должна плакать оттого, что ты ее не выводишь на сцену.
– Ну почему это она должна плакать? Не надо очеловечивать обыкновенную деревяшку. Это всего лишь инструмент. Инструмент для выражения своей музыкальной мысли и способностей. Лопата – тоже инструмент… И совсем не надо приписывать им человеческие свойства.
– Ты не поэт. Но кое-кто утверждает, что у этой деревяшки душа…
– В молодости был поэтом – стихи и песни сочинял. Конечно же, у любого музыкального инструмента своя неповторимая душа… Но гитара удивительна и сложна. Вот есть у нас, например, профессиональные настройщики, которые получают специальное образование. Они легко могут настроить рояль, но с трудом настраивают гитару. Гитару вообще настроить на 100% невозможно. Если на фортепиано издать звук, то он будет единственным на всей клавиатуре. Это будет одна какая-то нота. А на гитаре можно эту ноту в этой октаве извлечь четыре-пять раз. И каждый раз она будет тембрально по-разному звучать. Настройщики от этого теряются.
– Ты служишь этому инструменту и будучи профессором Тольяттинской консерватории.
– Регулярно пишу какие-то труды. Их читают. Читает страна, потому что они издаются в солидных профессиональных книгах и журналах. Буквально на днях проводил областной семинар для гитаристов, работающих с одаренными учениками.
Ученики
– А ты меряешь свои труды такими именами, как твой звездный ученик Константин Окуджава?
– А как же? Ту планку, которую мы создали с Окуджавой, взять нелегко. Он – апогей нашей педагогической работы с Галиной Шульговской. Окуджава – хороший пример успеха педагога, но у нас есть не только он. Через наши с Галиной руки прошли сотни учеников. Новейшее поколение заканчивает школу. Максиму Рожкову и Даниилу Матыгину по 15-16 всего, а они уже сделали в музыке такой огромный мощный задел. В их возрасте Окуджава так не играл.
– Ученики учат учителя?
– Конечно. Благодаря им повышается профессиональный уровень учителя. Тот же Окуджава завоевал не один десяток премий и наград, выступил с президентским оркестром в зале Чайковского. Был одаренным тольяттинским гитаристом, стал известным российским музыкантом. Как говорится, почувствуйте разницу. Разве возможно после этого работать хуже?
– С одаренными учениками сложнее…
– Труднее. Вопрос этот не нов и для педагога, и для музыканта, в общем-то даже обыденен: как работать с одаренной личностью, что дает этот союз учителю? Для кого-то из начинающих педагогов это трамплин. Педагог может возвысить себя и может испортить этого ученика. Такое бывает…
– А что значит такая работа для тебя?
– Для меня это наказание. Потому что я знаю, что тут надо положить свое собственное здоровье, убить все свое время. Потому что, если работать с ним только по расписанию, ничего не выйдет. Нужно быть у него и водителем, и массажистом, и охранником, и администратором, и продюсером, и богом, и чертом.
– Ничего себе спектр…
– А как же иначе? Иначе кто же узнает, что он талантлив?
– Ансамблю – сорок. Предлагаю пройтись по пикам и вершинам.
– Их достаточно. «Резонанс» всегда был пионером. Когда-то это был первый коллектив Тольяттинской филармонии. «Резонанс» первым выпустил большую виниловую пластинку на фирме «Мелодия», первый тольяттинский компакт-диск мы выпустили в Швеции благодаря нашему тогдашнему продюсеру Игорю Кучукову. Ансамбль получил премию Ленинского комсомола. Разве мы во всем этом не пионеры?
– И все же у вас были разные времена. Наверное, об этом говорят названия концертов, в которых есть настроения вроде того, что «мы еще живы», «не дождетесь» или «продолжение следует». Легкая ирония или горечь?
– Совершенно верно: легкая ирония по отношению к самим себе. Мне мрачно дышащие говорили когда-то: «Что это за название «Рано прощаться»?» Но ведь это же слова из песни группы Стаса Намина «Цветы», с которой мы вместе работали тот концерт. Резонансу было 25 лет. Площадки в городе опустели, когда народ хлынул на этот ретроконцерт.
Азарт, престиж, любовь
– Григорий, гитара – самая большая любовь?
– Нет, ни в коем случае. Я не могу жить без общения с природой. У меня в машине всегда живут удочки, и как только пара часов свободна, я на природе. Но случается такое редко. Потому что как только очередные наши ученики становятся «на крыло», сразу все время уходит на них. Это тоже мой интерес, мой азарт, мой престиж. Есть такая Академия Гнесиных, в которой мечтает получить образование любой музыкант. И вот руководство Гнесинки откровенно говорит мне спасибо, что мы не держим наших звезд при себе, что не почиваем на их лаврах. А как по-другому? Я не могу свой труд зарывать в песок. Двигать талант вперед и вверх – нормальный эгоизм.
– Эгоизм со знаком плюс…
– Да. Эгоизм вообще хорошее дело. В моем ученике Жоре Иванове я угадал лидера, и мой «Резонанс» сейчас открылся по-новому, стали вводиться в ансамбль новые инструменты. Мой эгоизм – верить, что они через десять лет пригласят меня на 50-летие «Резонанса».
– А я вас с этой датой поздравлю.
– Договорились.
Марта Тонова, газета «Площадь СВОБОДЫ»