Кто в нашем городе предал подпольную организацию?

грузовики возят щебенку
фото: «Вольный город Тольятти»

Этот материал я хотел напечатать ко Дню города, поскольку в нем идет речь о практически неизвестном историческом событии.

А потом отказался, точнее, перенес публикацию на более позднее время: зачем омрачать праздник, хоть и виртуальный, очень грустным рассказом.

В свое время я долго беседовал с бывшим начальником исправительной колонии № 16 Николаем Петровым. У него была не только хорошая память, но и записная книжка с именами, званиями, кличками, датами и другими «вехами».

Арест в котловане

В 1956 году старший лейтенант Николай Петров занимал должность начальника оперативной части лагеря № 1. Зона располагалась на месте третьего поселка, сейчас в Центральном районе это двадцать седьмой квартал. В лагере тогда сидели две основные категории зэков: пожилые – за пособничество фашистам, молодые – за антисоветскую пропаганду.

Подпольную организацию создали, естественно, молодые. В первом лагере у них был центр, в других отделениях Кунеевлага – ячейки. По разным оценкам, в организацию входили 70-75 человек, в основном это осужденные, но были и вольнонаемные старшие прорабы. Возглавлял их молодой москвич, получивший 7 лет за «искажение политики партии».

Себя подпольщики называли молодыми ленинцами, тем самым дав название всей организации. Что удивительно, у них были свои отделы: идеологический, военный, контрразведывательный. «Идеологи» разрабатывали специальную программу, положив в основу ленинскую книгу «Что делать. Наболевшие вопросы нашего движения», с которой знакомили подходивших им по мировоззрению зэков.

«Военные» пытались решить свои задачи, хотя оружия и всего остального у них не было. «Контрразведчики» выявляли агентов оперчасти и МГБ. Но поскольку они не имели профессиональных навыков, то выявить двух человек, связанных с начальником оперчасти, не смогли. Это дилетантство им дорого обошлось.

– Я сильно удивился, когда услышал от агента информацию о том, что в нашем первом лагере существует подпольная организация. Абрам, давайте так называть агента, был человеком умным и никогда не врал. В этом я не раз убеждался, но такое… Рядовые зэки ставили перед собой непосильные задачи: свергнуть существующее правительство, изменить государственный курс, вернув его на ленинские рельсы. Представляете? – спросил меня Николай Владимирович.

Я кивнул, это действительно странно, потому что напоминает прыжок в глубокий котлован, где человека ждали либо мучения от полученных ран, либо верная и почти мгновенная смерть.

Что сделал начальник оперчасти? Поручил другому агенту перепроверить информацию и через месяц уже многое знал о «смутьянах». Мало того, его агент внедрился в одну из ячеек организации, а потом черпал сведения, что называется, из первых рук.

Когда картина с подпольной организацией более или менее прояснилась, Петров связался с комитетчиками из госбезопасности. Их первой реакцией было тоже удивление. Но не факту существования антигосударственной тогда структуры, во времена Сталина «врагов народа» ловили пачками, разоблачая их коварные помыслы убить отца народов или его правую руку в лице Берии. Гэбисты удивились численности организации. Получалось, что такое большое осиное гнездо свили антисоветчики у них под носом, а суровое ведомство это проморгало.

Вскоре спецы политического сыска взяли всё в свои руки: и основного агента, и наработанные материалы. В мае пятьдесят шестого года членов подпольной организации арестовали. Брали их в котловане в один день и в один час. «Молодые ленинцы» вели себя спокойно, с достоинством, не оказав никакого сопротивления. Они, вероятно, предполагали и такой исход политической борьбы, поэтому внутренне были готовы к аресту. Их сразу же увезли в Самару, где располагалась внутренняя тюрьма МГБ.

Позже старший лейтенант Петров узнал, что «ленинцев» судили и дали не очень много: кому – четыре года, кому – три. Входившие в руководство получили по пять лет. Точнее, им просто добавили к неотсиженным срокам и разбросали по дальним лагерям. Будь у власти Сталин или Берия, подпольщиков расстреляли бы.

Из интервью с Петровым

– Николай Владимирович, вас, наверное, за это дело наградили?

– За это дело мне дали грамоту.

– Грамоту?! А другим?

– Комитетчики получили звания и ордера. Например, начальник ставропольского отдела МГБ Корчагин получил полковника, хотя не имел высшего образования. Начальник пятого отдела управления Бухарцев тоже стал полковником.

– Когда вы говорили о грамоте, в вашем голосе я услышал обиду.

– Нет. В этом деле я мог отличиться, но не хотел. Видите ли, я не считал «молодых ленинцев» врагами. По большому счету, то, что они хотели сделать – сменить старое руководство страны на новое, молодое, – было правильным.

– Если это так, не чувствуете ли вы сегодня угрызений совести? Может, не надо было разоблачать тех парней?

– Угрызений совести нет. Я был государственным чиновником и выполнял свою работу.

– Это дело получило хоть какую-то огласку?

– Нет. Все было законспирировано. Какая-то информация появилась только тогда, когда вручали ордена и грамоты. Кстати, похожая организация была в Воронеже, то ли «Серые камни» называлась, то ли «Черные». Примерно в то же время.

Конечно, награждали не только комитетчиков, но и наших из системы МВД. Некоторые из них потом были у меня в подчинении, когда я стал начальником тольяттинской колонии № 16. Воочию убедился, что это за люди, что за работники.

– Толковые работники?

– Нет.

– Выходит, они тоже хотели на «молодых ленинцах» сделать карьеру? У меня к вам, Николай Владимирович, вопрос, который может не понравиться. А если дело о подпольщиках – специально раздутое, особенно гэбистами? Ну, чтобы орденов на всех хватило?

– Им было это выгодно и не выгодно одновременно.

– Вы хотите сказать, что нужна была золотая середина, за которую дали бы орден, а не нагоняй?

– Примерно так. Всех подробностей дела я не знаю. Материалы надо искать в Самаре, в архивах КГБ. Только вам, я уверен, их сейчас не дадут.

– Почему?

– Потому что тот агент жив.

– Подождите, какой именно агент? Их же было двое.

– Правильно, двое. Оба евреи: один сидел за экономический саботаж, второй – за антисоветскую пропаганду. Антисоветчик, мы его решили назвать Абрамом, живет в Тольятти.

– А как после этого дела сложилась его судьба?

– Очень хорошо! Резко пошел в гору. В восемнадцать лет он был арестован, когда учился в железнодорожном институте. После ареста «молодых ленинцев» был освобожден из заключения.

– В городе вы с ним встречались?

– И не раз.

– На улице?

– В разных местах встречались, в разных. Но руки я ему никогда не подавал. Ни-ког-да.

– А он?

– Он делал вид, что не знает меня.

– Николай Владимирович, вы сказали, что «молодые ленинцы» выходили на вольных. На прорабов. А на сотрудников колонии, на ее начальника? Не было попыток их обратить в свою веру?

– Нет. Тогда работники были преданные, не то что сейчас. А начальником зоны был майор Васильев. В войну он комиссарил в партизанском отряде под Ленинградом, потом получил назначение в Магадан, где стал начальником прииска. После Магадана прибыл к нам. Очень порядочный мужик, но любил выпить. Зэки его уважали.

– Он сейчас жив?

– Нет, умер Васильев в семьдесят лет. Выходил из троллейбуса, упал и умер.

– Понятно. А с «молодыми ленинцами» вы на зоне беседовали? Потом с ними не встречались?

– На зоне не беседовал. Я их знал. Потом встреч не было.

– С позиции сегодняшнего дня как вы к ним относитесь?

– Положительно. Они не были болтунами. У них была идея. А какая идея сейчас? Личного обогащения. Вы посмотрите, что в обществе творится. Эх, будь я сейчас молодым…

Я не случайно указал, что это часть разговора с бывшим начальником, который не назвал фамилию предателя «ленинцев». Я потом беседовал на волнующую тему с тольяттинским краеведом, профессором и большим другом нашей газеты Валентином Овсянниковым, сообщив ему некоторые биографические данные агента.

– Похоже, я знаю его… Он достаточно известный в городе человек, имеет государственные награды, считается наставником молодежи. Я обратил внимание на одну деталь. Когда мальчишки просили его рассказать о сталинских застенках, он либо отшучивался, либо говорил, что ему не хочется вспоминать то мрачное время. Теперь понимаю, почему, – задумчиво произнес Валентин Александрович.

– А если я к нему приду как журналист и напрямую спрошу о «молодых ленинцах»? Не сразу, конечно, а в ходе разговора о жизни, его работе, достижениях? Люди часто тщеславны, особенно те, кто добился известности.

– Не советую. У него слабое здоровье. Не бери грех на душу…

– Да это я так, по своей журналистской горячности. Ни одно интервью не стоит человеческой жизни…

К этому разговору мы вернулись через много месяцев, когда стало известно, что наш «подозреваемый» умер. Профессор сказал, что не раз анализировал услышанное и укрепился в мысли, что выводы сделал правильно. А потом неожиданно добавил:

– Понимаешь, этот человек жил, как будто за что-то расплачиваясь. Его попросят помочь – он обязательно поможет, но вдвое больше. И обязательно уточнит, не нужна ли еще помощь. А помогал советами, деньгами, делами. Мне кажется, он искупил свою вину… Или почти искупил…

Сергей Русов, «Вольный город Тольятти»
Оригинал статьи опубликован в газете «Вольный город Тольятти», № 23 (1304) 11.06.20
Номер свидетельства СМИ: ПИ № 7-2362