Много женщин меня любило. Да и сам я любил не одну…
В библиотеке «Фолиант» с участием Фриды Красильниковой и Вячеслава Кулешова, тольяттинских исполнителей, состоялась литературно-музыкальная композиция, посвященная жизни и творчеству Сергея Есенина.
Благодаря Фриде Ивановне и Вячеславу Макаровичу, читатели библиотеки, активисты ее Литературного клуба «Прикосновение», чуть ближе прикоснулись к биографии поэта, послушали песни, положенные на его стихи.
Итак.
Сергей Есенин — самый популярный, народный и при этом совсем не общедоступный поэт. С одной стороны — бурелом и чернозем. С другой — Русь, озаряемая заревом скифских костров и зарницами половецких привалов. Славянская нежность и печенежская злость, скифский азарт и хмельная тоска Дикого Поля. И еще стихия разрушения, присущая кочевникам.
Никакая мировая культура не оказала на него влияния, был только необузданный божий дар. Талант пер из него, как медведь из берлоги: дикий, косматый, непричесанный. Белокурый красавец, равно востребованный и двором, и интеллигентами Серебряного века, и советской властью, был обречен на муки и раннюю скверную смерть.
Бедна наша родина кроткая
И, если могучий интеллект и знания давали Пастернаку и Ахматовой опору, то Есенин, в отличие от них, не был двужильным, он был беззащитен.
Сергей Есенин знал и воспевал только Русь, которая до 17-го года не очень-то менялась со времен Ольги, Игоря и Олега. И именно она была обречена исчезнуть, быть «разрушенной до основанья, а затем».
На планете остались вечные города: Париж, Прага, Краков, Будапешт, Кельн, Берлин, Рим, Петербург. Они пережили Робеспьера, Марата, коммуну, коммунистов, гитлеровцев и Гитлера. Они нетронуты и нетленны.
А славянской, одетой в «березовый ситец» и обутой в лапти Руси не суждено было уцелеть. У нее мало, что было — была только скоротечная печальная тающая прелесть. Есенин один это понял и записал.
Бедна наша родина кроткая
В древесную цветень и сочь,
И лето такое короткое,
Как майская теплая ночь.
На антисоветчика поэт не тянул, шел на сотрудничество, писал о комиссарах, коммунарах и Ленине скверные стихи, просил ссуды и авансы, получал деньги, иностранный паспорт и академические пайки. Но он был поэт и, значит, провидец.
В одном из пьяных наваждений ему явилась Советская Русь: Русь лесоповалов, зон, колхозов и раскулачивания. Русь, по рельсам которой везут в телячьих вагонах его любимых честных и простых пахарей и богомолок. Русь, где кротких батюшек сажают на кол, а Снегурочек насилуют лагерные вертухаи. Русь, где у крестьян отобраны коровки, телята и все остальное, до последнего куренка, не говоря уж о лошадках.
Есенин был не просто первым поэтом-деревенщиком нового времени, он был еще и первым экологом на Руси. Он увидел брошенную, заросшую сурепкой землю, отравленные озера и реки, рыб-мутантов, жуткие порождения Чернобыля и сибирско-уральских металлургических и химических катастроф. И не было слов в его языке, чтобы написать об этом, предупредить.
Это Замятин и Платонов написали антиутопии. А кроткий и простой Есенин полез в петлю.
А начиналось все, как пастораль…
Родился Сергей в селе Константиново Рязанской губернии, в чисто крестьянской семье, без обмана, в 1895 году, 3 октября, в холодной, сверкающей красоте русской осени. Отец его, Александр Никитич, дожил до 1931 г., а мать, Татьяна Федоровна, — до 1955-го. Оба пережили знаменитого сына. Отец сделал хорошую для крестьянина карьеру: служил в Москве приказчиком в мясной лавке.
Малыш несколько лет жил у деда с бабкой. Сестра Ольга родилась в 1898 г., но прожила только три года. В 1905 г. родилась сестра Екатерина, а в 1911-м — Александра.
Катя и Шура были настоящими русскими красавицами, обожали брата, а он до самой смерти опекал их и родителей, слал деньги, выбивал пайки, в 1918 г. выхлопотал документ, охранявший крестьянское хозяйство в селе Константиново от налогов и реквизиций.
Семья была богобоязненная, Сергея крестили, и он верил истово и буквально. Исповедовал веру дедов и отцов, веру Киевской Руси. В пять лет начал читать. Ерунду читал, но читал все-таки. А в 1903-1904 гг. в ночном, у пастушеских костров, он пытается уже сочинять свои частушки (в восемь-девять лет!).
В 1904 г. Сергей поступает в земское четырехгодичное училище у себя в селе (он закончит его в 1909-м с похвальным листом; правда, в третьем классе два года просидит, но это уж за проказы: мальчишка был хулиганом с детства). А дальше будет двухклассная церковноприходская учительская школа в селе Спас-Клепики, которую он закончит в 1912 г. со специальностью учителя школы грамоты.
Грамоте его и впрямь обучили, недаром он потом в Москве у Сытина корректором работал. В 1910 г. 15-летний Сережа начинает писать уже всерьез.
Время учиться и влюбляться
1910 г. Первое настоящее стихотворение:
Там, где капустные грядки
Красной водой поливает восход,
Кленочек маленький матке
Зеленое вымя сосет.
Уже есть и стиль, и образ, и сила.
В 1912 г. Сережа едет в Москву. Сначала работает в конторе того купца, у которого служил отец. Но там нужна была приниженность, надо было вставать, когда входил хозяин. А поэты этого не терпят. И Сергей переходит в издательство «Культура». А в 1913 г. он уже корректор в типографии Товарищества И. Д. Сытина.
Но учиться все же хочется, и Сергей становится вольнослушателем первого курса историко-философского отделения Московского городского народного университета им. А. Л. Шанявского.
Однако, систематических занятий не получается. Как всякий талантливый, но ущемленный сословно разночинец, Есенин запоем читает Чернышевского, Белинского, Некрасова и прочие источники и составные части революционной идеологии.
В марте 1913-го Сергей подписывает «письмо пяти групп сознательных рабочих» члену Госдумы от социал-демократов Р. Малиновскому. И еще подписи под ним собирает.
У него полиция даже обыск устраивает, а потом московская охранка, пленившись участием поэта в организации нелегального собрания рабочих-сытинцев, «сочувствующих РСДРП(б)», заводит «персональное дело» на 19-летнего Есенина. За ним ходит «наружка», на него пишутся донесения…
Но уже написана красивая, гламурная «Береза»:
И стоит береза в сонной тишине.
И горят снежинки в золотом огне.
И вот в 1914-м, в январе, московский детский журнал «Мирок» это стихотворение печатает под псевдонимом Аристон. И здесь же является пылкая дева Анна Изряднова, которой ужасно понравился этот красивый самородок, и Сергей вступает с ней в гражданский брак. 19 лет, самое время влюбляться.
А в 1914 году пойдут и серьезные стихи. Вот «Русь молящаяся»:
По дороге идут богомолки,
Под ногами полынь да комли.
Раздвигая щипульные колки,
На канавах звенят костыли. …
Лижут сумерки золото солнца,
В дальних рощах аукает звон…
По тени от ветлы — веретенца
Богомолки идут на канон.
Заглушила засуха засевки,
Сохнет рожь, и не всходят овсы.
На молебен с хоругвями девки
Потащились в комлях полосы.
Собрались прихожане у чащи,
Лихоманную грусть затая.
Загузынил дьячишко ледащий:
«Спаси, Господи, люди твоя».
Открывались небесные двери,
Дьякон бавкнул из кряжистых сил:
«Еще молимся, братья, о вере,
Чтобы Бог нам поля оросил»….
На коне — черной тучице в санках –
Билось пламя-шлея… синь и дрожь.
И кричали парнишки в бланках:
«Дождик, дождик, полей нашу рожь!».
Это 1915 год, Сергею 20 лет, но дар поэта — понятие врожденное, его устами говорят века, от древлян и полян до села Константиново.
Пошли драгоценные строки, пошло золото в слитках. В 1917 году выходит поэма «Марфа Посадница», зарезанная цензурой за хулу на московских царей, погубивших Новгород. Потом баллада об атамане Усе, нашем Робине Гуде, поэма «Русь».
Понакаркали черные вороны:
Грозным бедам широкий простор.
Крутит вихорь леса во все стороны,
Машет саваном пена с озер.
Грянул гром, чашка неба расколота,
Тучи рваные кутают лес.
На подвесках из легкого золота
Закачались лампадки небес.
Это война. Это идут солдаты.
По селу до высокой околицы
Провожал их огулом народ…
Вот где, Русь, твои добрые молодцы,
Вся опора в годину невзгод.
Затомилась деревня невесточкой –
Как-то милые в дальнем краю?
Отчего не уведомят весточкой, —
Не погибли ли в жарком бою?
И вот Сергей — член Суриковского литературно-музыкального кружка. И его печатает даже газета «Новь». А еще он становится отцом. В декабре 1914 г. Анна Романовна Изряднова родила ему сына Юрия.
…Юру расстреляют в 1937 г., он доживет только до 23 лет.
В столице
А в Петрограде Есенин, застенчивостью не страдавший, прямо с вокзала едет на квартиру к Блоку и читает ему свои стихи. Блок потрясен, дает рекомендательные письма в журналы, дарит свой сборник. Петербург носит юное дарование на руках, Есенин в моде и в фаворе. Вот он читает стихи в салоне Мережковского и Гиппиус. Они к нему благосклонны, а на эту пару было трудно угодить.
Начинаются чтения в кабаре, философских кафе и модных кабачках. Сергей приоделся: на нем атласная рубашка, вышитая серебром, и сафьяновые сапожки. Девушки, жены и вдовы сыплются в его лукошко, как спелые ягоды. Сергей никому не отказывает, он немного кокетничает своей «народностью». Светские львицы, графини и княгини, отбивают друг у друга нового кумира.
Он знакомится с Сологубом, Леонидом Каннегисером, Ремизовым. Выходит его сборник «Радуница» (1916 г.). Есенина представляют лицам, близким ко двору: певице Н. В. Плевицкой, полковнику Д. Н. Ломану.
Вот он покорил Анну Ахматову и Николая Гумилева. Он бывает у них в Царском Селе, они дарят ему свои стихи. В этом же 1915 году он знакомится с Мариной Цветаевой и гостит у Репина в его имении Пенаты.
Начинается «придворная» жизнь: Сергей читает стихи в доме великой княгини Елизаветы Федоровны. Близкий к царице и ее окружению полковник Ломан рекомендует поэта в санитары полевого Царскосельского военно-санитарного поезда — так надо, это хороший тон, царица и царевны работают сиделками в госпитале, а за ними и вся знать.
Горький, конечно, тоже не преминул оценить и воспеть «народного» поэта. А у Есенина появились деньги, и к тому же в стране масса фондов, которые содержат меценаты и двор. Есенин не стесняется оттуда черпать. Плюс гонорары.
Он ездит с поездом к линии фронта, читает в салонах и госпиталях стихи, и даже в присутствии императрицы и великих княжон. Фаворит и любимец публики мог себе позволить и маленькое хулиганство: один раз он прогулял — не явился на дежурство в поезде. И ничего, схлопотал только двадцать суток ареста. Все равно императрица ему пожаловала золотые часы на цепочке со своим вензелем и государственным орлом.
Принимает военную присягу, получает направление в школу прапорщиков. Об РСДРП(б) не вспоминает, даром что его прежние приятели выступают против войны.
Но кроткая, молящая, смиренная интонация еще им не утрачена. Он черпает ее в родном Константиново. Деревня человечна, но и прагматична. Даром не пропадало ничего.
Из любимого мальчиком умершего кота сделали шапку, и ее носил дедушка. А корова, крестьянская кормилица, вообще превращается в говядину.
За теленка дорого дают — и бедного сосунка пускают под нож:
Не дали матери сына,
Первая радость не впрок.
И на колу под осиной
Шкуру трепал ветерок.
Да и сама корова своей смертью не умрет:
Скоро на гречневом свее,
С той же сыновней судьбой,
Свяжут ей петлю на шее
И поведут на убой.
Жалобно, грустно и тоще
В землю вопьются рога…
Снится ей белая роща
И травяные луга.
Интеллигент в первом поколении Сергей Есенин не может с этим примириться. Он уже умеет чувствовать, как положено интеллигенту, но мыслить еще не научился, что и доказал февральско-октябрьский шок.
Наступает Февраль, и Сережину белокурую голову кружит революция. Амок! Ураган! Исступление! Бедняга просто не понимает, что случилось. Он в восторге! Но ведь мало кто понимал, и в восторге были почти все.
Март, весна, свобода
Друг Есенина Леонид Каннегисер, которого расстреляют через год за убийство палача Урицкого из питерской ВЧК, пишет тогда:
Тогда у блаженного входа,
В предсмертном и радостном сне,
Я вспомню — Россия. Свобода.
Керенский на белом коне.
Есенин — в упоении, выступает на митингах, сходится с левыми эсерами, знакомится с прелестной Зиночкой Райх, машинисткой газеты «Дело народа». Его всюду ждут, ему аплодируют. Они с Зиночкой венчаются, и в июне 1918 г. у них рождается дочь Татьяна.
Октября поэт не заметил, резвится по — прежнему. Но он не голодает, Горький кормит его даже охотнее, чем других (брат по социальному происхождению). Правда, писать он начинает какую-то самонадеянную чепуху. Белую Армию называет «белым стадом горилл». Производит себя в пророки:
Так говорит по Библии
Пророк Есенин Сергей.
Эйфория!
У него оживают строители Петербурга:
Мы придем, придем!
Мы возьмем свой труд.
Мы сгребем дворян
Да по плеши им,
На фонарных столбах
Перевешаем!
Но массы жаждут именно этого, и Сергей получает академические пайки и гонорары. Думает ли он об императрице, подарившей ему часы и расстрелянной вместе с милыми девочками, слушавшими его стихи? Нет! Он все забыл.
Уже и до Каннегисера дошло, уже и тот отдал жизнь, а наш Сергей упивается славой и заводит себе кроме Зиночки переводчицу Надежду Вольпин. Зиночка дарит ему сына Константина (1920 г.), а Надежда — Александра (1924г.).
Саша Есенин-Вольпин станет большим математиком и одним из первых диссидентов.
В 1919 г. Есенин объявляет себя имажинистом, создает целое движение (никто так и не понял, что это такое, и Есенин — меньше всех). Выбивает себе командировки в Баку и в Тифлис, даже просится в Латвию и Эстонию за казенный счет. А из поездок ничего не привозит, кроме пустых агиток в честь Ленина и комиссаров.
В 1921 г. они с Зинаидой разводятся. Жить с Сергеем трудно. Этот ангел — махровый эгоист, к тому же пропадает в кабаках.
В 1921 г. он пишет свой шедевр: поэму «Пугачев» о стихии русского бунта, о душах, сгорающих в пламени мятежа, о скифах, просыпающихся в сознании славянина, о Руси, которая, как птица Феникс, сгорает на собственном костре.
В погоне за жар-птицей
И тут в Россию приезжает Айседора Дункан. Сергей, как каждый Иван-царевич, любит ловить таких жар-птиц. А Айседора Дункан относилась к нему вполне хладнокровно. Брак с Сергеем в 1922 г. для нее — часть экскурсии. Экзотика. Все включено. И такой белокурый трофей интересно продемонстрировать миру.
А Зиночка брошена, брошена навсегда. И лучше бы ей остаться вдовой Есенина. Но она останется вдовой Мейерхольда, и в качестве таковой НКВД ее зарежет, чтобы не болтала.
Сергей хлопочет об иностранном паспорте, ему, конечно, дают. Айседора возит поэта и в Париж, и в Берлин, и в Венецию. Деньги есть: за «Пугачева» заплатили 9 миллионов, в Берлине издатели дают еще 20 тысяч марок.
Дункан тащит Есенина в США. Там она танцует, а он экспонат, ему нечего делать ни в Нью-Йорке, ни в Париже. Поэт ничего не понимает ни в Западе, ни на Западе, он цепенеет, пишет «Железный Миргород» — не самую лучшую свою вещь.
До поэта с опозданием доходит, куда несется «птица-тройка», куда ее несет. Он впадает в запой еще в Париже. Вернувшись, рвет с Айседорой Дункан, пьет, скандалит, пытается кричать, предсказать, остановить, но слов нет. Есть чутье, а это не расскажешь.
Он не вылезает из милиции и товарищеских судов, и чем больше пьет, тем больше трезвеет. В последний год, в 1925-м, его женит на себе внучка Толстого, Софья, чтобы «спасти». Но спасения нет.
Он успеет написать гениальную «Анну Снегину» — о времени и о себе.
В стране листопад надежд, иллюзий, веры. Он поймет все на пять лет раньше Маяковского — до процессов, до Сталина, до чисток.
В конце декабря его вынут из петли в гостинице «Англетер»…
Неужель под душой
так же падаешь,
Как под ношей? («Пугачев»)
Светлана Россинская, гл. библиотекарь библиотеки «Фолиант» МБУК «Тольяттинская библиотечная корпорация», e-mail: rossinskiye@gmail.com