Как наш мозг видит красоту?

Константин Маковский "Семейный портрет"

Почему нам нравятся определенные произведения искусства? Как они апеллируют к врожденным программам нашего мозга? И что он считает достойным реагирования? Что определяет наше эстетическое восприятие?

Постоянный лектор интеллектуального клуба «Химии слова», специалист в области физиологии мозга, профессор биологического факультета МГУ Вячеслав Дубынин объяснил, как восприятие искусства связано с нашими биологическими потребностями. Выступил известный ученый в ДК «Тольяттиазот», его лекция так и называлась: «Мозг и восприятие искусства».

Так как же наш мозг видит красоту?

Восприятие искусства является одной из самых сложных и интересных проблем, так как само искусство – это очень большая сфера человеческой цивилизации и культуры.

Нейроэстетика – довольно молодая дисциплина на стыке искусства, психологии и нейробиологии. Она объясняет то, как именно наш мозг видит красоту. Подобные исследования впервые стали проводиться в прошлом веке, пионером в науке считается британский нейробиолог Семир Зеки. В 90-х он впервые употребил термин «нейроэстетика», дав начало дисциплине о прекрасном.

Еще один специалист в этой области – американский нейрофизиолог Вилейанур Рамачандран. Он рассуждал о глобальных принципах работы мозга, включая зеркальные нейроны. Одна из самых известных книг ученого называется «Мозг рассказывает», в ней несколько глав посвящены восприятию искусства.

– Мы будем говорить о способности искусства вызывать у нервной системы человека положительные эмоции – эстетические переживания. Даже если при взаимодействии с шедевром возникают негативные эмоции, например, чтение трагедии Шекспира, то в конце должен наступить катарсис, то есть выход из сферы негативных эмоций в сферу позитивных. Когда произведение искусства показывает человеку путь вверх, путь к тому, чтобы изменить если не весь мир, то хотя бы самих себя, – пояснил лектор.

Так вот, ученый Рамачандран в значительной степени опирается на функционирование именно зрительной системы, которая способна из отдельных элементов восстановить целостный образ. Если некое изображение продемонстрировать человеку не целиком, то зачастую видимых элементов будет достаточно, чтобы зрительная система восстановила полный образ. В тот момент, когда из частей собирается единое, мы испытываем положительные эмоции – это один из элементов, связанных с эстетическим воздействием произведения искусства.

– Я узнал! – человек узнает в изображении объект окружающего мира. Если он для него значим и затрагивает эмоционально, то подобные ощущения формируют положительный эмоциональный поток. Контраст – важен для того, чтобы хорошо детектировать изображение, ноты внутри музыкального произведения. А изоляция – чтобы объект отличался от фона. На работе принципов контраста и изоляции основано графическое искусство, когда на белом листе бумаги появляется линия, которой достаточно, чтобы передать основные свойства предмета, человека, его движений, выражений лица.

И симметрия – является основой красоты, формирует эстетическое восприятие объекта, в значительной степени лица человека. Есть еще пункт: максимальное смещение – это преувеличение, когда некие признаки объекта подчеркиваются, что делает его восприятие более легким. Когда признак выделяется из фона – нервная система человека испытывает положительные эмоции.

В качестве примера преувеличения ученый Рамачандран приводит историю о статуе божественной танцовщицы: когда англичане колонизировали Индию, то обнаружили там статуи апсары и спросили у индусов, зачем скульпторы делают им такую тонкую талию и сверхразвитые молочные железы, которых не бывает у реальных женщин. И получили ответ индусов: да, не бывает, но ведь красиво.

То, что Рамачандран сформулировал, можно разделить на четыре слоя, которые в той или иной мере затрагиваются искусством: врожденно значимые сигналы, действующие на центры потребностей и фатально вызывающие эмоции. Принципы работы сенсорных систем мозга, система зеркальных нейронов и любопытство к новизне.

Наши потребности

Центры биологических потребностей – база нашего мозга, то, что Павлов в свое время назвал безусловными рефлексами. То, что Зигмунд Фрейд относил к бессознательной сфере. Именно биологические потребности сильно роднят нас с животными, и в этом нет ничего обидного. Они расположены очень глубоко в мозге, их нет на поверхности, в коре. И мы устроены таким образом, что обязаны эти потребности удовлетворять. Если мы их удовлетворяем (хотя бы время от времени), то получаем положительные эмоции. Ну, а если не удовлетворяем – возникают отрицательные эмоции, которые могут нарастать и вообще портить нам жизнь.

– Мне как физиологу наиболее симпатична та классификация, которую предложил Павел Васильевич Симонов, академик, нейробиолог, один из моих учителей, – уточнил профессор. – Она основана на совершенно реальных физиологических данных: если уж биологи вставляют какую-то потребность в список, это значит, они знают, где находятся соответствующие нервные клетки, как на них повлиять и какие гормоны на них действуют. Если эти клетки «сломать», то соответствующая потребность отвалится, а если их гиперактивировать – будет какая-нибудь мания.

Павел Васильевич выделил три группы биологических потребностей, которые встроены в мозг каждого из нас и которые никак не объехать, не обойти: витальные потребности, социальные и потребности в саморазвитии.

Список этих потребностей – перечень глобальных программ, на которые направлено наше поведение. Что бы мы ни назвали: реальные поведенческие акты или что-то придуманное в сфере искусства, пьесу, сюжет картины или стихотворения – мы, как правило, обнаружим там ту или иную потребность из этого списка, а то и целый пучок.

Название «витальные» происходят от слова «vita», то есть жизнь – потому что они жизненно необходимы. Если такие потребности не удовлетворять, то помрешь: иногда прямо сразу, иногда будешь долго мучиться. Но в любом случае организму не поздоровится.

– Пищевая потребность. Пассивно-оборонительная реакция: страх, тревожность. Активно-оборонительная реакция, например, агрессия. Лень – экономия сил. Груминг – уход за телом, – отметил Вячеслав Альбертович. – В качестве примера – два сюжета: «Крик» Эдварда Мунка и «Причесывающаяся женщина» Эдгара Дега. Дега вообще очень любил причесывающихся женщин и заставал их в неожиданные моменты, когда они что-то такое интересное со своим телом делали.

Это – произведение искусства, ну и, как говорил медведь Балу: хороший почесон – это серьезно. Удовлетворение любой программы приносит положительные эмоции… И изображение груминга – тоже. Не знаю, существует ли какое-нибудь возвышенное стихотворное произведение на эту тему, но вот Чуковского мы все помним: надо, надо умываться по утрам и вечерам! Это же гимн грумингу!

Вот еще несколько примеров. Если программа экономии сил – как, кстати, любая из этих программ – доходит до гиперманифестации, то это уже порицается обществом. Обжоры, ленивые или гневливые попадают в круги ада. В данном случае Брейгель нарисовал просто лентяев, ну, а если перечитать классику Данте «Божественная комедия», то там мы этих самых лентяев найдем в пятом круге ада вместе с гневливыми.

Другой пример – еда. Александр Сергеевич Пушкин любил жизнь во всех ее проявлениях. У него много стихов посвящено просто еде, от какого-нибудь «страсбургского пирога нетленного» и до замечательного письма Соболевскому про пожарские котлеты и макароны с пармезаном.

Ну и вот пример конкуренции потребностей. «Пир во время чумы» – столкновение двух программ: страха и пучка программ радости жизни, в том числе еды. И как победить, и как не поддаться панике и предчувствию смерти? Это одно из величайших произведений…

Хорошо выполненное движение нас радует, так мы устроены. Нарисовать картину или создать скульптуру, где кто-то бежит, плывет или иным образом двигается – уже порадовать наш мозг. Это весьма популярные сюжеты, и они попадают точно в центры определенных потребностей, которые находятся где-то в гипоталамусе или в миндалине, или еще в каких-то глубинных структурах нашего мозга.

– Третья группа потребностей – социальные. Сюда попадают: половое поведение, родительское поведение, детское поведение, сопереживание, – продолжил профессор. – Эти программы существуют в нашем мозге для того, чтобы организовать взаимодействие с другими людьми, часто и со всем миром живых существ. В книге «Истоки морали» Франс де Вааль на примере изучения человекообразных обезьян показывает, насколько наша группа высших приматов на самом деле альтруистична и как, например, шимпанзе заботятся друг о друге. Если кто-то заболел, то и соломку под спинку подтыкают.

Иногда философские и некоторые религиозные системы говорят, что человек изначально греховен, и только цивилизация или какие-нибудь добрые учителя могут сделать из него что-то приличное. Вааль отстаивает совершенно противоположную точку зрения: изначально мы очень хорошие, а вот цивилизация нас портит.

Образ младенца

Материнское поведение – суперпрограмма, и в искусстве оно получило подробнейшее воплощение. Кормящая мать – это очень серьезно для нашего мозга. Да и не только мать, потому что мы – homosapiens, и у нас оба родителя заботятся о детенышах. Есть особый гормональный фон, пролактино-окситоциновый, который такое поведение и поддерживает. Взяв, например, пробу крови у молодого человека, можно узнать, насколько он ориентирован на детей, если посмотреть, сколько у него в крови пролактина.

Даже наблюдение за детенышами приводит к росту уровня пролактина и окситоцина в крови, и все эти «мимимишные» позывы существуют не просто так, а потому, что наш мозг врожденно знает, как выглядит детеныш.

По словам ученого, это одно из врожденных сенсорных знаний: сигнал о детеныше попадает прямо в передний гипоталамус, и взрослый смягчается и становится веселее, потому что рядом это большеголовое, пушистое, глазастое существо, которое еще издает специфические писклявые звуки.

Понятно, что производители мягких игрушек этим пользуются: если вы видите нечто с большими глазами, ушами или щеками, то «мимими» попали прямо туда, куда надо.

Не обязательно изображать кормящую мать, достаточно изображать этих самых «путто», то есть младенцев. Рафаэль Санти написал потрясающих младенцев в начале XVI века, вместе с Сикстинской Мадонной, и они известны всему миру.

Образ младенца, baby-shape, используется очень активно не только в искусстве, но и пограничных зонах, то есть в рекламе и дизайне. Маркетологи бьют в наш передний гипоталамус: статистика показала, что неважно, в каком магазине висит фотография улыбающегося младенца: если она там, то продажи чего угодно растут. Хоть это автомобильные покрышки – всё равно мозг тут же размягчается, выделяются пролактин, окситоцин, и мы становимся не столь критичны…

Зеркальные нейросети

– Важно подчеркнуть, что те принципы нейроэстетики, которые были предложены Рамачандраном, а также слои восприятия произведений искусства, которые были рассмотрены в ходе лекции, лежат и в основе культуры.

В первую очередь это относится к зеркальным нейронам, потому что они являются отдельным способом передачи информации от поколения к поколению, которая до появления зеркальных принципов шла через молекулы ДНК за счет возникновения случайных мутаций. Появление зеркальных принципов работы мозга привело к тому, что стало достаточно посмотреть, как другой человек что-то делает, и повторить за ним: движение, эмоцию, отношение к жизни.

Тело человека практически не изменилось со времен каменного века, но теперь он использует иные программы мозга. Элементы культурной передачи опыта можно увидеть и у животных, например, наблюдая за взрослыми особями. Детеныш шимпанзе учится разбивать орехи камнем, маленькая касатка учится у матери охотиться на тюленей.

Появление зеркальных нейросетей на эмоциональном уровне объединяет людей эмоционально, синхронизируя отношение к миру, – отметил нейрофизиолог. – При этом авторы в процессе творчества используют все рассмотренные сегодня принципы: новизну, работу нейросетей, алгоритмы работы сенсорных систем, врожденно значимые сигналы, действующие на центры потребностей и вызывающие эмоции.

На одном полюсе искусства находятся такие монументальные произведения, как «Война и мир» Толстого, а на другом – лаконичные феномены вроде «Маленьких миров» Кандинского. Или сонета поэта, несколько строк которого могут обессмертить своего создателя, а миллиарды людей прочтут их и впитают в свою информационную модель мира, сделав частью своей личности.

До этого момента мы рассматривали взаимодействие человека с произведениями искусства, которые создал другой человек. Но понятие «красота» более широкое, человек может любоваться пейзажами и иными явлениями окружающего мира. И порой сложно поверить, что они созданы не человеком.

Если геологическое образование перенести в зал музея, то зритель скажет, что в данной инсталляции художник сумел выразить, например, насколько разными могут быть люди, при этом оставаясь вместе. Своей регулярностью, изолированностью и красотой кристаллы, которые образовались при застывании магмы, создают массу впечатлений и восхищают не менее, чем созданные человеком творения.

Порой единение творца и природы оказывается особенно значимым, потому что грань эстетического восприятия становится более расплывчатой. Важно, чтобы мы хотя бы иногда окунались в сферу творчества, потому что все нейросети при этом очень активно работают, что вызывает положительные эмоции и очень полезно для нервной системы в целом.

Лекцию слушала Алина Нестерова, газета «Вольный город Тольятти»