Началась истерия театральной интеллигенции про «творческий зажим»: всхлипы Константина Райкина о цензуре, «требование» Александра Сокурова освободить украинского режиссера-террориста, фамильярный «наезд» Евгения Миронова на президента по поводу обижаемого «великого» режиссера Кирилла Серебренникова.
Закон един для всех, но «либеральные гении» этого не желают признавать. В свое время Василий Шульгин восклицал:
– Мы артисты, поэты, писатели и… рождены для вдохновения! А надо стоять в очереди…
А Макиавелли сказал, что «художник – это стихийное бедствие для государства».
Они верят, что главная функция российской интеллигенции – критическая рефлексия, экзальтированное убеждение, что она совесть нации. С энергией, достойной лучшего применения, они бьются за идеалы демократии, дискредитируя в народе саму идею демократии, поскольку их нетерпимость не признает иных взглядов, не способна к моральной самооценке. Они похожи «на сломанные часы, дважды в сутки показывающие правильное время». Они всегда требуют свободы, но исключительно для себя: эдакое сочетание комплекса неполноценности и мании величия с претензией считать себя монопольными выразителями общественного мнения. Чем не психический садизм, когда кричат о «возвращении сталинизма, призывая к репрессиям против мыслящих иначе, чем они». Сопоставьте кадры: 1937 год – работницы кричат – «расстрелять всех до единого, как бешеных собак»; 1993 год – Ахеджакова, Окуджава – «уничтожьте гадину». В чём разница? Тогда выступали малообразованные женщины, в новой России – люди, называвшие себя интеллигентами.
«Письмо сорока двух» продемонстрировало аморализм «совести нации», превратившейся в лакеев и мещан, в богемную клановую тусовку. После 91-го и 93-го годов не стало духовных и нравственных авторитетов.
В начале 60-х, сидя у походного костра, я слушал заезжего студента из Москвы, певшего «И комиссары в пыльных шлемах», про «Леньку-Короля», «По смоленской дороге». А позже лично встречался с Окуджавой. Понадобился расстрел парламента, чтобы понять, в кого превратился некогда любимый бард, когда говорил, получая удовольствие от танковых залпов по Белому дому:
– Я наслаждался этим. Я терпеть не мог этих людей, и… никакой жалости у меня к ним совершенно не было.
Неслучайно он защищал Басаева после буденновской бойни. Куда делась его пронзительная советская искренность? А может быть, он ее и не имел? После постсоветской метаморфозы Окуджавы и его прежнее творчество слышалось по-другому. Та же «Молитва», где рефреном звучит бесконечное «дай», эдакое выраженное стремление иметь. И дождался Булат Шалвович: новая власть в лице Чубайса явилась и осыпала деньгами и благами, а после поставила памятник, занявший чуть ли не полквартала.
Или актриса Лия Ахеджакова («везде играет одинаково» – Валентин Гафт), кричавшая в 1993 году истерически в телеэфире:
– Зачем нам эта демократия, убить всех коммуняк!
Она же (и прочие) выступила «против присоединения Крыма» и сегодня выступает «против реставрации тоталитаризма». Воистину хочется повторить Плещеева:
– О нет, не всякому дано святое право обличенья!
Счет настоящих интеллигентов явно пошел на единицы, остальные ходят к власти за кадрами, продают свои художественные «услуги», лишь бы кто купил, не зная нравственных пределов – дозволено всё. Никто не протестует (более того, сами участвуют) против того, что людей отучают отличать добро от зла, возвышенное – от цинизма. За что сражается либеральная интеллигенция? Ну уж точно не за идею всеобщего блага. Подписывают протестное письмо, но с оглядкой: кормить семью надо, а власть как-никак и ордена, и помещение под театр, и премии дает. Жалкое зрелище являет этот междусобойчик «своих». Им бы понять, что в свое время, поддержав либеральный переворот, они срубили сук, на котором сидели. Советской власти интеллигенция была нужна, с ней носились. А «рынку» на нее плевать: постсоветскому обывателю зачем она нужна?
На Западе интеллигенция – это просто интеллектуалы и ничего более. В России же она всегда стремилась играть важную роль в общественных процессах. Поэтому уже в XVIII веке поэта Тредиаковского бил министр, а Радищева отправили на 10 лет в Сибирь за книжку, им написанную. Да и между собой творческий народ не очень ладил: литературная война того же Тредиаковского с Сумароковым; вражда Тургенева с Достоевским, чуть не закончившаяся дуэлью. Хваленый Серебряный век лучше не вспоминать: группировки, ругань, дуэли, драки, с властью цапались все подряд, что плавно перекинулось и на первые годы советской власти. Зинаида Гиппиус утверждала, что нет ни одного поэта, который так или иначе не находился под влиянием политики. Куда позже Иосиф Бродский спорил с ней, утверждая, что у поэзии и политики общим являются только первые две буквы.
Правы были другие: «Я не верю в нашу интеллигенцию, лицемерную, фальшивую, истеричную»; «Большие писатели и художники должны заниматься политикой лишь настолько, поскольку нужно обороняться от нее» (Чехов); «Этот класс состоит из людей, лишенных стойкой формы, аморфных, легко принимающих любую форму, только бы сытно жрать» (Горький). И дело даже не в крайних оценках, что ее легко купить и перекупить, заставляя обслуживать любую власть и любую идеологию, что ее задача – разрушение государства и права. Свою миссию она может выполнять по-разному – скверно или самоотверженно. Просто теперь у нас пошло всё шиворот-навыворот: восхваляют не тех, кто созидал, строил и защищал страну, а тех, кто ее разрушал и проклинал. Провальные ельцинские годы окончательно погубили интеллигенцию, заставив ее отречься от своих идеалов. Очень немногие сумели выстоять, а кто-то (Юлия Друнина) предпочел уйти из жизни.
Зиновьев говорил:
– Убивает вовсе не тиран, убивает оппозиционная тирану интеллигенция, просто по мелкой склочности своей.
В Москве устроили выставку советских плакатов, снабдив их похабными частушками. Что это? Это свинство. Они же и образование, и статус интеллигента получили при и благодаря советской власти. Откуда такая ненависть? Деньги и самовлюбленность, желание комфортно жить и лакейская сущность. Про всевозможные выступления интеллигенции против действующей власти хорошо прошлась Юнна Мориц:
Протестуция гадит власти,
Врет, что с властью она в разладе, –
Власть, как ветер, ей дует в снасти,
Протестуция – в шоколаде!
Так что история с режиссером Серебренниковым скоро утихнет. И протестующие побегут привычно клевать с ладони…
Сергей Дьячков, социолог, почетный гражданин Тольятти
Оригинал статьи опубликован в газете «Вольный город Тольятти», № 22 (1150) 09.06.17
Номер свидетельства СМИ: ПИ № 7-2362