Люди «золотого возраста» беспощадно выдавливаются из быстрой современной жизни. Кто-то из официальных лиц назвал их «доживающим фондом». «Блаженства» Инны Бронштейн стали чуть ли не единственным обращением к теме.
Пережив не одну трагедию, потеряв сына и мужа, в 80 лет эта совершенно потрясающая женщина, живущая среди нас, начала писать стихи, начинающиеся со слов «какое блаженство!» – о том, как хорошо жить на свете.
Блаженство можно извлекать
Из всякой чепухи.
Потом пригоршнями черпать
И сочинять стихи.
Юмористические стихи Инны Бронштейн – это бунт против старости, одиночества и болезней. Первыми слушателями стали ее соседки, минские пенсионерки. Потом стихи попали в интернет, пошли восторженные отзывы из разных стран. «Нам теперь стареть не страшно…» – писали ей.
Инна Яковлевна создала целую жизненную философию. Она – автор двух поэтических сборников – «Блаженства» и «Блаженства. Утро кое-какера». В них она переплавляет все неприятности в блаженства, полные тонкого юмора и самоиронии. Вот почему ее образные, ироничные стихи стали таблетками от депрессии и уныния для тысяч людей. Вернее, конфетками.
«Таблетки – про болезнь, а конфетки – блаженство», – считает поэтесса. – Конфетки с пониженным содержанием сахара, шоколада и всего остального».
Какое блаженство – проснуться и знать,
Что вам на работу не надо бежать!
И день наступающий очень хорош,
А если болеешь – то, значит, живешь.
И старость – совсем не плохая пора.
Да здравствует время свободы! Ура!
«Стихи – мое спасение!»
– Я всегда была оптимисткой, – объясняет Инна Яковлевна причину обращения к стихам. – Не философствовала, не копалась в себе. Как есть, так есть. В молодости это шло само собой. Но потом я стала культивировать в себе оптимизм намеренно – ведь альтернативой могло быть только самоубийство. Я работала до 80 лет. Хобби у меня никогда не было, шить, вязать и прочие женские доблести – тоже не мое. Я, как мужчина, – только работа.
После ухода на пенсию продержалась недолго. Я одна, на душе отчаяние. Поняла, что не могу так жить и надо искать какое-то утешение. Если в глазах других выглядишь оптимистом, постепенно маска прирастает, ты меняешься. Другого выхода нет, если хочешь жить. Вот и стихи сами в голове проявились.
Я сознательно, если плохо или что-то очень достанет, себя в стихи отправляю. Я благодарна прекрасным докторам, что меня лечили, но однажды обратилась к врачу, а он ничего не понял, выписал ерунду. Иду обратно и сочиняю:
Пришла идиотка к врачу-идиоту.
А тот идиот и не знал ничего-то.
Теперь идиотка в леченье ввязалась,
вполне идиотским оно оказалось
… Едва добралась я до дома и села.
Ох, тяжко оно, идиотское дело.
– Стихи меня лечат. Даже во время сердечного приступа писала. У меня мерцательная аритмия. Приму лекарство, станет чуть легче – сажусь и пишу. Иногда утром вставать неохота, лежу, сочиняю. Пишу, когда посуду мою, пишу в автобусе. Бывает, строчка не дается. Не успокоюсь, пока не допишу или не переделаю. На листках записываю, что-то теряется. Но книжки вышли – спасибо друзьям.
Инна Яковлевна всю жизнь работала учителем истории. Сейчас ей 85 лет. Ее комната похожа на кабинет ученого. Картины, портреты, профиль Пушкина в рамочке, бронзовый бюст красивого мужчины в фуражке, портрет Че Гевары… И тесно заставленные книжные полки.
– Степени счастья зависят от того, какое счастье утрачено,- считает Инна Бронштейн.
У Инны Яковлевны был замечательный сын, и вся ее жизнь с ним была сплошным счастьем. Он окончил радиотехнический институт и ГИТИС в Москве, остался там. Писал стихи. Как-то приехал, пришел поздно. Утром мать заглянула к нему – спит. Она ушла на работу. А он, оказывается, умер во сне. Причина смерти – остановка сердца, почему – неизвестно. Ему было 32 года.
Инна Яковлевна вышла на работу сразу после похорон. Коллеги ее очень поддерживали, дружно опекали, не оставляли одну. Потом была больница, а меньше чем через два года умер муж.
– Я где-то прочла: не дай Бог человеку пережить столько, сколько может, – говорит Инна Бронштейн. – Надо радоваться мелочам, внукам, если они есть. Бабушки возятся с детками – это такое счастье и радость, если можешь кому-то помочь. Ничего лучшего не бывает. В этом ужас мой, ужас одиночества. Можно искать утешения в религии. Но я не могу. Религия несовместима с логикой, она от сердца, не от ума. К сожалению, мне не дано верить. Мое спасение – стихи.
Какое блаженство – на старости лет
Своими руками не лезть в интернет,
А тихо искать своего человека
В старинных томах позапрошлого века.
«У нас мало игрушек, поэтому твой братик будет в другом доме, где игрушек много»
Семья Инны Бронштейн жила в Минске. Отец был профессором, известным литературным критиком, членом-корреспондентом АН БССР и Союза писателей СССР. Это его бюст работы известного скульптора Азгура стоит у Инны на полке. Мама была педагогом и методистом, ее книжки по дошкольному воспитанию до сих пор хранятся в детских садах. Родители были очень красивой парой…
Воспоминания поэтессы о детстве начинаются со страшного июньского вечера 1937 года. Она годами пыталась понять, как же вдруг оказалась у тети с дядей, без родителей, вспоминала,
как забрали маму. Инне тогда было 5 лет, брату – 2 года. Отца, видимо, арестовали на работе. Поздно вечером к ним пришли двое в военной форме. Сказали, что их прислал папа – отвезти их к нему в кино. Инна обрадовалась, только не понимала, почему дедушка стоит в углу и молчит.
Детей посадили в машину, в то время это было целое событие. Сначала с девочкой приветливо разговаривали, потом замолчали. Она спрашивает что-то, а они молчат. Инна стала плакать. Привезли их с братом в дом, полный детей. Над детскими головами – головы женщин в косынках.
Инна крепко держала брата за руку – поняла, что что-то случилось, и боялась его потерять. Люди, сидевшие за столом, что-то писали, и они долго стояли в очереди. Наконец, подошли к столу. Инна назвала фамилию и их имена, потом женщина взяла ее за руку: «Ты будешь в нашем детском доме для больших детей. У нас мало игрушек, поэтому твой маленький братик будет в другом доме, где игрушек много».
Ей дали башенку, вырвали руку брата и куда-то увели. Инна залилась слезами, и что было дальше, помнит смутно. Потом Инна узнала, что вместе с отцом арестовали около ста деятелей белорусской культуры, включая 22-х писателей. Их обвинили в связях с немецкой и польской разведкой, подрыве советской промышленности, участии в подготовке убийства Кирова и еще бог знает в чем.
Маму отправили в АЛЖИР – Акмолинский лагерь для жен изменников Родины. Из окна товарного вагона она успела выбросить записку с адресом ее сестер в Москве и просьбой сообщить, что ее везут на Восток.
Родные начали детей искать сразу. Детские дома были забиты, и власти разрешили давать родственникам сведения о детях. Брат мамы, ударник и стахановец, пробился на прием к Калинину, и тот приказал найти детей. Через год Инну увезла к себе в Харьков тетя Рахиль, сестра отца. А брат попал в Могилев, в семью родных мамы. Увиделись они с ним лишь в войну, когда обе семьи оказались в эвакуации: одна в Кемерово, другая – в Новосибирске.
Сначала им заказали разговор по телефону – это был счастливейший день в жизни Инны. Она шла домой и все телеграфные столбы на пути обнимала. …Общение с братом и сейчас для нее – большое счастье. Видятся редко, обоим ходить тяжело, но по телефону общаются каждый день. Счастье, что есть телефон!
«Так он жив?!»
В семье тети и дяди не обсуждали, где родители Инны. Длительная командировка, и точка. Инна понимала, что спрашивать нельзя. И придумала версию. Шла гражданская война в Испании, Инна знала, что имена воюющих там советских людей не разглашают, они сражаются под испанскими именами. Она решила, что родители в Испании, и очень этим гордилась. Правду узнала лишь после войны, когда маме разрешили писать из лагеря. Они стали посылать друг другу стихи…
Мама вернулась в 1947 году, нашла работу счетовода в поселке в Калининской области – жить в больших городах ей запретили. Школы в поселке не было, и Инну поселили у тети Нади в Москве, поближе к маме. Тетя была на войне танкистом, но к мирной жизни оказалась совсем не приспособлена. Получив продукты по карточкам, спрашивала: растянем на месяц или сразу съедим? Инне как иждивенцу полагалось лишь 250 г хлеба. В итоге, за день съедали все, а потом ели хлеб с подсолнечным маслом понемногу… Голодали.
В 1948 году близким родственникам разрешили узнавать о судьбе репрессированных. Инна написала просьбу о приеме в НКВД. Ей было 15 лет. Всю жизнь она помнит тот день, когда шла по коридору. Постучала в дверь, зашла: длинный кабинет, в конце стол, за ним работник. Инна назвалась и сказала: хочу знать судьбу отца. Чиновник взял папку, полистал и голосом автомата сказал: Бронштейн Яков Анатольевич содержится в таких-то лагерях. «Так он жив?!» А чиновник тем же голосом, не глядя на девушку, не изменив ни слова, повторил фразу.
Инна была счастлива! Ее папа был жив! …А его и всех, кого тогда взяли, расстреляли еще в 1937 году. Тогда сразу расстреливали.
Ни одна литература так не пострадала, как белорусская – только становление ее началось, и сразу обезглавили. Якуб Колас и Янка Купала уцелели чудом. Люди узнали о расстрелах лишь в 50-х, когда начались реабилитации.
Потом мама устроилась в Калуге и забрала дочь к себе.
В 17 лет Инна заболела туберкулезом в тяжелой форме, врачи боялись, что не выживет. Направили в Москву в туберкулезный институт. Оказалось, что нужен препарат, который в стране не выпускался, купить его можно было только у спекулянтов. Харьковские дядя и тетя Инны, продав что-то, за огромные деньги купили лекарство и привезли в Москву.
Племянница была спасена – через год уже и следов болезни не осталось. И Инна решила учиться в Харькове, ведь там жили такие родные люди. После института ее оставляли в аспирантуре, но она хотела работать только в сельской школе. Вдохновилась знаменитым фильмом «Сельская учительница» с Верой Марецкой в главной роли и уехала в украинскую деревню.
После разоблачения культа личности мама смогла вернуться в Минск, и тогда Инна переехала к ней.
«История у меня – на всю жизнь!»
Какое блаженство – в постели лежать
И на ночь хорошую книгу читать.
Сто раз прочитаешь знакомую прозу,
И все тебе ново, спасибо склерозу.
В школе у Инны была замечательная учительница истории, ее все обожали, и с 7 класса девочка уже знала, что будет учителем истории. Окончила школу с медалью, могла учиться, где угодно. Мама ее отговаривала, потому что на примере собственной судьбы понимала, что такое история. Но Инна твердила: только учитель истории. И сейчас, несмотря на все, что творят с историей, Инна Бронштейн не жалеет о своем выборе. И от своих «старомодных» взглядов не отказывается.
Она считала, что произошло чудовищное искажение коммунистической идеи, в результате были расстреляны лучшие коммунисты. Она верила, что все пройдет, и с Октябрьской революцией эти события никак не связаны. Годами она принимала на веру все идеологические жизненные принципы, которые их поколению внушали с детства. Считала, что враги, возможно, были, но в отношении отца произошла ошибка. Он был преданным коммунистом. Маме отец сказал когда-то: «Марунька, я тебя в жизни никогда не оставлю, разве только если это понадобится партии».
Весь кошмарный масштаб репрессий Инна узнала, лишь когда люди стали массово возвращаться из лагерей. Вот тогда Сталин стал для нее злейшим врагом. Кстати, мама Инны сидела в одном бараке с матерью Булата Окуджавы. Дочь слышала разговоры матери с вернувшимися из лагерей друзьями, но с Инной она на эти темы никогда не говорила. Видимо, было слишком тяжело.
Когда пришла оттепель, Инна уже работала. И решила сама во всем разобраться.
– Сейчас говорят, что Сталин великий, появилась опасность возрождения сталинщины. Это меня убивает, – говорит Инна Яковлевна.
На первом уроке каждого учебного года она писала на доске слова Игоря Губермана:
Где лгут и себе, и друг другу,
И память не служит уму,
История ходит по кругу,
Из крови по грязи во тьму
И объясняла, почему надо изучать историю.
Во времена застоя о культе личности вроде бы упоминали. Однако старались внимание не заострять, а в учебниках эта тема сводилась к абзацу в разделе «Развитие советской демократии». Инна Бронштейн на уроках ничего не сглаживала. К счастью, ей не приходилось лицемерить. Один из ее открытых уроков оказался о сталинщине, и она подавала тему, как
считала нужным. Учителя ее потом хвалили – все, кроме завуча.
Инна спросила ее мнение. Та ответила: «Конечно, методически все было правильно. Но я Сталина люблю». И на этом все.
Наверное, Инна Яковлевна и сейчас бы говорила детям то, что думает.
– Когда твердят о царской России как о процветающей стране и считают революцию величайшим несчастьем, я бы тоже не молчала. Бойцы революции были героями моего детства и остаются ими до сих пор, – объясняет она свою позицию.
Уже тогда Инна Бронштейн стремилась рассказать ученикам больше того, что было в учебнике, старалась показать разные мнения, увлечь глубиной исторического материала. По ее мнению, секрет хорошего учителя один – уметь заинтересовать предметом. Она была строгим учителем, но ученики ее любили, а их научные работы по истории на конкурсах занимали первые места.
– Человеку из истории, наверно, можно извлечь один урок для себя: не идти бездумно в стаде, не принимать на веру все, что говорят по телевизору или пишут в газетах, думать всегда своей головой. В последние годы я опасаюсь, не вернется ли то, что было при Сталине. И часто думаю: помнят ли мои ученики, что я им говорила на уроках?- переживает бывшая учительница.
«Хватит, сколько можно, идем в загс!»
Стихов о любви Инна никогда не писала. Они с мужем любили друг друга, но о любви не говорили. И пышной свадьбы у них не было: в то время мечты о замужестве, о свадьбе были как бы неприличны, считались пошлостью, мещанством. В эпохе Инны Бронштейн идеалы были другими.
Какое блаженство! Я в старости знаю,
Что всей красоты своей не потеряю.
Нельзя потерять то, чего не имела.
Красавицам хуже. Но это – их дело.
Для них этот фитнес, диета, подтяжки.
Мне жаль их. Ну что же! Держитесь, бедняжки!
С возрастом она стала думать, что в жизни каждой женщины должен быть день, когда она находится в центре внимания и чувствует себя принцессой. Но у нее самой все было по-другому.
Натан приходил к ним в дом, садился, и все молча смотрели телевизор. Так, наверно, год тянулось. Как-то он встретил Инну после школы и сказал: «Знаешь, Инна, хватит, сколько можно, идем в загс». И взял девушку за руку.
«У меня же паспорта нет!»- испугалась Инна.
«Ну, идем за паспортом».
Зашли. Инна очень боялась, что мама заметит, что она паспорт берет. Слов «Я тебя люблю» Инна тоже не услышала. Пошли в загс – вот и все. В загсе она нервничала, с ноги на ногу переминалась – опаздывала на урок. Чиновница сократила церемонию, молодожены поймали такси – и в школу. Инна опоздала на 10 минут. Дети, увидев ее, радостно закричали: «А у нас история. У нас Инна Яковлевна!» И Инне приятнее всего было то, что дети ей обрадовались, а не то, что замуж вышла. Дело у нее всегда было на первом месте.
Вот что Инна Бронштейн рассказывает о браке своих родителей.
– В то время было не принято расписываться. Брак считался буржуазным предрассудком, отец и мама не были женаты. После реабилитации маме были положены деньги и квартира. Попросили предоставить свидетельство о браке. «Мы не были расписаны». «Тогда вы не жена». «А за что же меня посадили? Когда пришли брать меня как жену врага народа, свидетельство о браке не спрашивали». Пришлось доказывать, что жили вместе, что есть общие дети.
Брак Инны Бронштейн не был идеальным. Ей всегда хотелось чего-то ласкового, хотелось поговорить… А муж был очень молчалив, все понимал, слушал, но говорить не любил. Ссорились редко, потому что Инна всегда знала, что в совместной жизни самое главное – ничего не требовать друг от друга. Вообще ничего! Если нужна помощь, близкий человек сам должен это понять. А если не поймет, то какой он близкий? А еще надо принимать человека таким, как есть. Не надоедать разговорами, приставаниями. Нельзя требовать того, что человек не может тебе дать.
Ее муж был интересным, умным человеком. С ним интересно было обсуждать книги.
И по убеждениям они были одинаковы. Оба легко относились к деньгам, был один уровень интеллекта и возможность говорить на равных. Но романтики не было…
«Я знаю, что другой не стану»
Своими лучшими друзьями Инна Бронштейн считала книги. С людьми общалась много, но всегда была несколько сама по себе, не сплетничала и никогда никого не осуждала.
– Я не буду общаться с человеком, если он вор и взяточник, – говорит эта мудрая женщина. – Что в идеологии неприемлемо, то и в жизни. Не терплю неискренности, двуличия. Если для человека деньги главное, то он для меня не существует. Я не ругаюсь, просто держу дистанцию.
К сожалению, у меня нет практического ума. Умная женщина – та, кто ставит цель и успешно действует, чтобы достичь этой цели. Громкие слова – ерунда, важны дела. А дела – у практичных людей.
Думаю, женщина должна быть практичной, прагматичной даже, но не за счет кого-то. Не по трупам. Не причиняя никому боли. И чтобы цели были не мелкими, не некрасивыми. Я прагматизм приветствую, но сама не прагматик. Зато я не злая и не завистливая. Зла не делаю никому, даже врагу. Обиды долго не помню. И подвести человека не могу – обещала, значит, сделаю.
И я тебе благодарна, дом,
За то, что вместе пока живем,
За то, что добрые люди тут
Со мной под крышей моей живут.
К старости Инна Бронштейн поняла: не надо искать смысл жизни, он – в самой жизни. И если кто-то смысла в жизни не видит, надо не мучиться, а найти дело, которое полюбишь и будешь делать с радостью.
Выше всех на свете для нее по-прежнему остается непопулярная сейчас фигура Ленина. И Софья Перовская – революционерка, способная на полное самоотречение. Такие люди шли на смерть ради свободы и счастья людей.
Любимая литературная героиня поэтессы – Соня из пьесы Чехова. Она другая, но ее тип личности Инне Яковлевне близок своим отказом от личного счастья, альтруизмом, готовностью служить людям. Инна всегда старалась быть на нее похожей, а еще – на свою любимую тетю Рахиль, очень организованную, бескорыстную, большую умницу.
В свои 85 лет Инна Бронштейн не унывает, заставляет себя вставать по утрам: «Я проснулась! Я жива! Очень важные слова». Врач требует, чтобы ходила, и она ходит – с Евгением Онегиным. Очень любит Пушкина, а еще – Маяковского, даже написала подражание «Левому маршу».
– Я знаю, что другой не стану, – говорит Инна Яковлевна.- Наверно, мой жизненный урок такой: нельзя ставить работу выше семьи. Работа для меня всегда была важнее, и я не считаю, что это достоинство. Будь у меня другая жизнь, я бы больше заботилась о семье. Но при этом все равно была бы историком. Себя надо пытаться совершенствовать, менять, только не ради карьеры или в угоду начальству. Но менять – не значит ломать.
Какое блаженство подняться с асфальта
И знать, что твое небывалое сальто
Закончилось не инвалидной коляской,
А просто испугом и маленькой встряской.
Теперь вы со мной согласитесь, друзья,
Что все-таки очень везучая я.
…Вы до сих пор думаете, что у нас все плохо?
Читаем и учимся позитиву!!! Может быть, эти стихи теперь помогут и вам?
Инне Бронштейн, автору удивительных строк, желаю душевных сил и здоровья!
Подготовила Россинская Светлана Владимировна, гл. библиотекарь библиотеки «Фолиант» МБУК «Библиотеки Тольятти»; адрес электронной почты: rossinskiye@gmail.com