На минувшей неделе в Тольятти названы имена горожан, которые в этом году будут награждены Почетным знаком «За заслуги перед городским округом Тольятти».
Такой чести удостоен и известный хирург Александр Куликов. Уже более 20 лет он возглавляет отделение гнойной хирургии Тольяттинской городской клинической больницы №5.
21 мая у Александра Николаевича был юбилей – 65 лет. Из них 38 лет он посвятил работе в системе здравоохранения Самарской области.
Как отмечают коллеги, которые ходатайствовали о присвоении Куликову почетного звания, Александр Николаевич является высококвалифицированным, добросовестным, инициативным специалистом. Это врач мыслящий, требовательный к себе, внедряющий в лечебный процесс новые, прогрессивные лечебно-диагностические методы. Он много учится, обладает лекторскими способностями, что помогает ему в обучении молодых врачей и медицинских сестер. Владеет широким диапазоном хирургических вмешательств на органах грудной и брюшной полостей, костно-суставной системы, сосудах конечностей, патологии кожи, подкожной клетчатки, мышц и сухожилий. За последние три года выполнил 586 операций.
В 2012 году Александр Куликов получил патент РФ на изобретение «Способ оперативного удлинения голени у больных с остеомиелитом». Врач является постоянным участником всероссийских и международных медицинских съездов и конференций. Большой профессиональный опыт помогает ему отлично ориентироваться в проблемах своей специальности.
Александр Николаевич человек скромный и немногословный. Как он сам отмечает – не любит лишней информации, не имеет амбиций, “медные трубы” известности считает грехом. Тем не менее, интервью получилось интересным и отчасти – необычным. Начать даже с самого выбора жизненного пути…
– Обычно все доктора со стажем говорят, что медицину выбрали своим делом жизни с детства – большинство и выросло-то в семьях медиков, у кого-то было осознанное желание лечить чуть ли не с первого класса. У вас так же было?
– Нет, у меня семья как раз не “медицинская”. Фельдшерское образование у мамы было, но она им не пользовалась, стала учительницей. Отец инженер.
Родился я в Самаре, тогда еще Куйбышеве. А в мединститут пошел потому, что… ну, в школе по части общественных поручений состоял я в так называемом СанПосте, и как-то очень у нас это интересно и хорошо получалось. Участвовали в самых разных соревнованиях, даже на общесоюзных в “Артеке” заняли 4-е место. Нас в этом СанПосте было двое мальчишек – вот мы оба после окончания школы в мед и поступили. А так-то, чтоб я с детства мечтал во врачи – не было такого.
Но уже поступая, в институте захотел заниматься хирургией, так на собеседовании перед экзаменами и сказал. Мне как-то казалось тогда, что вот это и есть настоящая врачебная специальность. Да, надо было полжизни проработать потом, чтоб понять, что стОящий терапевт – это тоже специалист на вес золота. Уже с третьего курса я подрабатывал на “скорой”, потом “санитарил” в хирургическом отделении 9-й медсанчасти. Был еще период, когда хотел стать акушером-гинекологом. Дежурил в роддоме им. Семашко, ассистировал в акушерских операциях, даже роды доводилось принимать… Но с акушерством не сложилось просто потому, что не взяли по успеваемости. Учился я, честно сказать, средне, на четверки, а на эту специальность в те годы был огромный конкурс, брали только круглых отличников.
– При словосочетании “гнойная хирургия” у человека, далекого от медицины, сразу первая реакция – фу, гной, запах, гадость… При представлении, что делают в этой хирургии – ну, гангрену какую-нибудь ампутируют. Ну, нарывы, наверное, вскрывают, а на самом деле?
– На самом деле огромное количество поводов и причин. Специальность сложная и тяжелая. Я считаю – сложнее общей хирургии. Кстати, хирургия вообще – это и кровь, и неприятные запахи, это работа не для “беленьких халатов”. К нам в гнойную хирургию переводят при тяжелом течении заболеваний, при развитии гнойных осложнений у пациентов почти всех хирургических специальностей – травматологов, онкологов, общих хирургов, гинекологов. Поэтому мы должны знать все специализации. В общей хирургии как? Поступил, прооперировали, если в первые сутки пациент не погиб – значит, хорошо, поправится. А у нас нет, у нас и неделями тяжелое состояние может сохраняться.
И кроме послеоперационных осложнений есть много заболеваний сугубо по нашему профилю. Те же флегмоны, например, гангрена, остеомиелит…
– А вам-то почему захотелось именно гнойную хирургию выбрать делом жизни?
– Да оно как-то само так получилось. После института получил распределение в Марий Эл, тогда еще Марийскую АССР, а в Йошкар-Олу приехали с женой поздновато, и все имевшиеся хорошие вакансии – например, в республиканской больнице, – уже таким же выпускникам раздали. Приняли в одну из городских больниц, но, скажем так – зыбковато. А тут приехал кадровик с больницы поселка городского типа Красногорский, и узнав, что есть такой свежеиспеченный молодой специалист без особого пристройства к делу – сразу же меня и забрал, буквально в командном стиле. Там был госпиталь для ветеранов войны и при нем обычное отделение для экстренной помощи местным жителям. Так я в этом Красногорском на четыре года и остался. А хирургия там была общая на все случаи, так что гнойной приходилось заниматься в первую очередь.
Потом в 1980-м году переехал в Тольятти. Все-таки родители в Самаре, хотелось поближе к ним, а тут еще соседка, имевшая здесь родственников, стала расписывать – ой, такой город строят, такой автогигант, красота, и квартиры дают, и перспективы какие! Приехал узнать о перспективах – и оказалось, что из всех предложений сразу готовы дать настоящую квартиру лишь в городской больнице №6, в Комсомольском районе. А там хирургия была только гнойная. Ну что ж – вот туда и пошел.
И отработал я в Комсомольской больнице 20 лет, стал заведующим отделением. И несколько лет меня упорно звал к себе Николай Альфредович Ренц. Он вообще-то мой однокашник по мединституту, только мы с ним с разных групп и специальностей. И вот когда он уже стал главным врачом Медгородка – в конце концов, сманил меня сюда. Было это в конце нулевых годов.
На такую же должность заведующим отделением я сюда и перешел. Было тогда нелегко, очень не хватало людей. Сейчас по сравнению с тем, что было 10-15 лет назад – земля и небо, сейчас в отделении собралась неплохая команда, хватает и докторов, и медсестер. Санитарок только маловато…
Правда, очень много теперь стало лишней, на мой взгляд, отчетной писанины, которая отнимает время. Хорошо, что нам первым дали в штат медицинского регистратора – специального человека, который занимается этими отчетами. И очень хорошо справляется, настоящий помощник врача.
– Трудно работать у вас? Молодежь-то хоть приходит вообще?
– Исторически сложилось, что многие хирурги начинают свою работу именно с гнойной хирургии. Ну просто потому, что когда прошел вот это – значит, пройдешь всё.
Молодежь приходит, отрабатывает свои два-три года, и… в другие специальности. Тяжелая все-таки работа. И пишут потом в своих соцсетях “Ура, да здравствует свобода, кончилась каторга!!!” Вот настолько тяжело, да. Но есть все-таки и такие, кто понял ценность нашей работы, ее необходимость для людей.
…Кого-то вспоминаю с усмешкой, кого-то с искренней благодарностью, потому что пахали они свои эти первые годы честно и от души.
– А что самое тяжелое?
– Ну вот, например, остеомиелиты – это гнойное поражение костей. Конечностей, костей таза, черепа… Нужно чистить, удалять неживые участки кости, как-то это замещать и заживлять. Гнойная хирургия – это ведь не только разрез и удаление. Рану надо подготовить к пластике, потом ее закрыть. А раны бывают огромные…
– Но есть же, наверное, какие-то новые технологии? Сейчас вот, говорят, хирургия в целом стремится к эндоскопическим, малотравматичным методам.
– Да как вам сказать… По большому счету, со времен великих хирургов Пирогова и Войно-Ясенецкого в нашей области хирургии ничего особо кардинально не изменилось. Малотравматично у нас не выйдет. В гнойной хирургии начнешь экономить – получаешь проблемы, всегда нужен широкий доступ. Это кажется, что вот здесь, например, должен быть мешочек гноя – добрались, почистили, закрыли. А на самом деле нет никакого мешочка, есть обширное воспаление тканей, и чистить весь участок намного сложнее. Это очень часто происходит. Погибшие ткани, пропитанные гноем, и на УЗИ-то не видны как погибшие… Заболевания, кстати, меняют свое течение. По крайней мере, таких гнилостных флегмон, как сейчас, раньше точно было меньше. (Флегмо́на — острое разлитое гнойное воспаление клетчаточных пространств; в отличие от абсцесса, не имеет чётких границ).
Что касается технологий… Ну, например, я часто пользуюсь методом Илизарова для восстановления непрерывности кости. Различные методики пластики ран – свободная пластика расщепленным кожным трансплантатом, перемещенным лоскутом, другие специфические приемы. Каждый лоскут надо выкроить так, чтобы и дефект закрыть, и то место, откуда взято, не оставить без защиты.
– То есть это что же, как в анекдоте – взяли кожу с ягодицы и пересадили на лицо?
– Грубо говоря, так и есть. Кто еще будет донором тканей для пациента, как не его же тело? А раны по 20-30 см – они же такие сами никогда не заживут. Берем с одного места, пересаживаем, края сшили так, чтоб на все хватило и прижилось. Ну, это надо видеть просто. И уметь это делать, разумеется.
– Мне когда-то вскрывали флегмону под местной анестезией и я ничего не чувствовал, пока скальпель не прошел купированную зону и не попал куда-то дальше. Вот тут боль ударила адская. У вас такое тоже бывает?
– Бывает, конечно. Хотя самое болезненное для пациента обычно не операция, а первая перевязка.
У меня, как у всех, наверное, хирургов, свое личное кладбище, которое я посещаю бессонными ночами. Нет, не хоронить новых – а еще раз вспомнить и подумать, всё ли я сделал, что мог, и всё ли правильно. А может, все-таки можно было как-то спасти пациента, если бы действовал иначе? Хирургия, видите ли, по точности – вторая наука после хиромантии. Тут всегда выбор решения за тобой – но и ответственность за неправильное решение тоже останется с тобой.
– Но есть же консилиумы?
– Консилиумы, разумеется, практикуются. Я вот часто стараюсь приглашать Бахтияра Мадатовича Рахимова, руководителя нашей службы Александра Константиновича Киселева: давайте, мол, поглядим результаты исследований вместе и посоветуемся. Свежий глаз нужен. Но тоже надо понимать, что задача консилиума для опытного врача в первую очередь – как-то немножко поддержать себя, получив согласие коллег со своим уже выбранным решением. А вообще, помнится, один мой преподаватель когда-то дал очень полезный совет – если ты что-то решил, но сомневаешься – расскажи об этом своем решении кому-нибудь из коллег. Да хоть санитарке расскажи, в конце концов. Потому что пока будешь проговаривать – сам поймешь, правильно оно или нет. Это действительно так.
– Александр Николаевич, сколько через ваши руки прошло пациентов? Примерно?
– Не знаю, я никогда не считал. Ну, тысячи, конечно. За неделю сейчас делаю три-четыре операции.
– Были какие-то уникальные случаи, на которые нужны особые приемы и методы?
– Есть такая книга Л. Войно-Ясенецкого “Очерки гнойной хирургии”, читается почти как художественная литература, ну, по крайней мере, мне так читается, очень легко и интересно. И знаете, вот сколько ни попадалось мне в практике каких-то сложных, нестандартных случаев – почти всегда у него в этой книге найдешь описание чего-то похожего. Это удивительно.
Конечно, у каждого хирурга есть свои приемы во время операций. Какие-то, например, особенные швы, манера открытия тканей. Я патентов никаких не оформлял. Один-единственный раз хотел, когда готовил диссертацию, но я так и не стал её защищать. Практическую базу собрал легко, написать написал, а вот ходить доказывать, организовывать всё – не мое. Так вот без научного звания остался. Да и ладно.
Я просто люблю делать свою работу. Я практик.
– А какой вы практик – жесткий? Доводилось читать в отзывах, что родственники пациентов, признавая ваш безусловный профессионализм, сетуют на краткость общения и скупость информации…
– Не думаю, что я жесткий руководитель. А что упрекают в немногословности – ну, это особенности профессии, наверное. Однако всю необходимую пациенту и его родственникам информацию я даю, а лишнего им и не надо. Я и сам так живу, мне лишняя информация не нужна – дайте нужную.
– Как вы отнеслись к информации, что будете награждены Почетным знаком «За заслуги перед городским округом Тольятти»?
– Удивился. Никто мне предварительно ничего не говорил, а тут из отдела кадров приносят бумагу с решением и просят портрет для Аллеи славы. Ну приятно, конечно, как же. Знак качества своей работы. Нет, я-то и без знака знаю, что жизнь прожил не зря, но, видите ли, я как человек верующий, православный, считаю, что если у тебя что-то хорошо получается – не забудь поблагодарить Бога за то, что он дал тебе возможность это сделать. Даже когда милостыню подаешь – это не заслуга твоя, это тебе предоставлена возможность сделать добро.
– Александр Николаевич, а как молодому человеку можно стать хорошим хирургом?
– Есть такая ставшая знаменитой фраза – «Работайте, братья!». Если человек сильно чего-то хочет, он этого достигнет работой. Когда есть желание – будешь искать знания. Будут знания и останется желание работать – приобретешь опыт. Ну вот как-то так и становятся хорошим хирургом.
Главный врач ТГКБ №5 А. Н. Кирсанов:
Александр Николаевич – настоящий подвижник хирургии. Истовый радетель интересов пациента, грамотнейший врач, который всеми годами своего беззаветного служения в медицине снискал уважение коллег и любовь пациентов. Многая и благая лета Вам, уважаемый Александр Николаевич!
