Ей 90 лет, а она все ждет победы

Новости Тольятти augustnews.ru

Оккупация. Бабушка Фрося вспоминает: «Ты им понравилась, они тебя за шкирку и – в спальню…»

Накануне 8 марта хочется в первую очередь поздравить не юных и цветущих, а тех, кто уже миновал пору бабьего лета. Это благодаря их тяжкому труду и горькому опыту молодое поколение имеет возможность так вольготно цвести…

Ефросинье Толмачевой 90 лет. Она родилась в селе Сулин Ростовской области. До революции территория входила в состав Донецкого округа. На западе Миллеровский район граничит с Украиной.

Ефросинья Григорьевна пережила все тяготы фашистской оккупации. А после войны ухаживала в госпитале за истощенными немцами. Всю жизнь вместе с мужем трудилась на восстановлении мостов. И в старости Ефросинья Толмачева остается такой же общительной и обаятельной. У нее дружная семья: две дочери, трое внуков и правнук.

Вот только о судьбе родственников на Украине ничего не известно…

Запретное сало

– Мой дедушка Мартын был такой знатный земледелец! – вспоминает Ефросинья Григорьевна. – Зачерпывал горсть земли, клал в рот и говорил: «Тут пшеницу сажать», «Тут бахчу сажать»…
Отец, Григорий Мартынович Усов, был «самый главный конюх». Мама, Елизавета Лукьяновна, осталась сиротой в семь лет. Бабушка Марфа, мать Григория, не хотела брать в семью бесприданницу. А строптивый сын сказал, как отрезал: «Кого хочу, того и беру». Делать нечего, покорилась. Но невестку свою недолюбливала всю жизнь.
Когда Елизавета ходила беременная, ей все время хотелось сала. А в старом подворье это райское угощение стояло целыми бочками. Но нельзя – пост! Григорий тайком выкрадет кусочек и ночью кормит жену…

У Елизаветы было трое детей. Ефросинья – самая старшая. Когда началась война, Фросе исполнилось семнадцать.

«Он молодежь спасал…»

Осенью 41-го со стороны Донбасса хлынули так называемые «сумочники». Шахтеров эвакуировали, чтобы не попали в лапы врагу. Они шли с котомками. Местные давали им ночлег, подкармливали. Хотя сами уже начали голодать. Как говорит Ефросинья Григорьевна, «жили ночами». Собирали колосья, семена подсолнечника с колхозных полей.

Когда немец стал напирать, всех, кто мог держать в руках лопату, послали рыть окопы под Луганском. В том числе и Ефросинью. Работали от зари до зари. Спали на земле. Потом строили аэродром под Миллерово. А в один из выходных дней в начале 1942 года сельчане увидели, как фашисты с горы маршем спускаются – румыны, итальянцы, мадьяры (венгры)… Последними, под прикрытием, шли немцы.

– Как они вели себя?

– Как? Вот ты им понравилась, они тебя за шкирку и – в спальню. Мою подругу два румына изнасиловали на глазах у матери и младших братьев. Они потом уехали от позора.
Раненых красноармейцев немцы поручили заботам девчат. Пленные лежали в сарае на соломе.

– Смотрим, а у них в ранах черви ползают! Мы сметаной рану намажем, собаку пустим, она оближет, и ранка такая хорошая, светленькая… Вот и все лечение.
Одного лейтенанта по фамилии Соломкин взяла домой соседка. Заявила: «Это мой муж». И тем спасла. Так при немцах он и жил с Марусей. После войны Соломкин приезжал и собирал подписи – подтвердите, мол, что в предателях не был…

А сосед дядька Мишка стал полицаем.

– Как вы думаете, почему? Жил-жил советский человек…

– Немцы схватили его старшего сына Володьку и пистолет ко лбу приставили – иди, мол, в полицаи. А тот в ответ: «Стреляйте в меня!» – «Ну, пусть отец идет…»

– Володю не застрелили?

– Нет, забрали с собой. И выпустили, только когда дядя Миша дал согласие. Мать Володьку сразу куда-то увезла и спрятала…

По словам Ефросиньи Григорьевны, полицай зверств не чинил. Наоборот, предупреждал об облаве. Но народ все равно его недолюбливал. Дети дразнили. Дядь Мише и людей жалко, и себя жалко. Жить хотелось… А судьба известно какая. Пришли красные, и он исчез. Люди спрашивали у младшего сына Сережи, что, мол, с отцом? «Черные вороны» подхватили», – ответил тот. И все…

Староста Бабенко многих сберег от угона в Германию. Немцы осматривали людей, как живой товар. Брали только здоровых. Пуще всего боялись заразы. Вот Бабенко и посоветовал: «Делайте себе болячки».

– Мама нажевала чеснок с солью и приложила мне на ногу, – с улыбкой вспоминает Ефросинья Григорьевна. – Вздулась синяя язвочка. Немцы пришли, глянули – и скорее прочь… А угнанные односельчане и после освобождения недолго жили. Полгода, год – и все померли…

Судьба Бабенко предсказуема. Красные вывели на поле под скирду и расстреляли.
– Как же так?! – до сих пор недоумевает бабушка. – Он молодежь спасал…

Жуткий десант

В войну Ефросинья работала скотницей. Брат возился с лошадьми, а младшая сестренка нянчила в яслях малышей.

– Помните свои чувства при оккупации? Очень тягостно или ничего, человек ко всему привыкает?

На это Ефросинья Григорьевна отвечает:

– Знаешь, дочка, какая я была? Коса – ниже некуда (смеется). А все старались красоту прятать. Я ходила в маминых обносках – старых-престарых, грязных-прегрязных. Но однажды какой-то немец заметил, какая у меня коса. Схватил меня. Я вырвалась и в сад. Там, среди густой кукурузы, был вырыт окоп. В нем и отсиделась.

Итальянцы всех лягушек съели. И не только лягушек. Продукты у сельчан были припрятаны, а куриц, уток, свиней – всех порезали.

Под Миллерово были поля с пшеницей и подсолнечником. Немцы заминировали элеватор. Хотели взорвать перед отступлением. Наши голову ломали: как сделать, чтобы хлеб не взлетел на воздух? И придумали. Деревянные бадьи, рельсы, бочки – все пустили с воздуха на парашютах.

– И когда эта жуть пошла над Миллерово, – смеется Ефросинья Васильевна, – немцы все побросали и скорей улепетывать. Так хлеб уцелел. Красные освободили нас в феврале 1943 года.

Ой, миленькая, ты не представляешь! Мы были рады до беспамятства. Устали от фашистских безобразий, устали по погребам сидеть…
Сельчане все отдали Красной Армии и снова стали голодать. Мерзлую картошку собирали, ночами на колхозных полях подсолнухи трясли… Весной стало полегче. Вылезла травка – в рот ее.

Истощенные немцы

Ефросинью послали в Миллерово учиться на санинструктора. Зимой училась, летом работала в колхозе. В 46-м ее направили в госпиталь недалеко от Луганска.

– Там мне выпало ухаживать за истощенными немцами. Мы их кормили, делали уколы, перевязки, стирали и сушили бинты.

– А не противно было? Все-таки враги…

– Противно, – соглашается бабушка. – Нам не приказывали, нас просили: «По силе возможности делайте добро». А они нахальные были. Перевязываешь, он тебя еще и толкает. Ругается по-своему. Конечно, рана болит… Были и такие, кто чувствовал себя неловко, обращался по-человечески. Мол, потерпите немного, все будет хорошо. Мир будет…

Операции им не делали. Некому было. Все внимание – красноармейцам. Вскоре немцев погрузили в вагоны и отправили в Германию. На вагон была одна сопровождающая медсестра. Помрут по дороге – туда им, как говорится, и дорога…

Мостовики

С будущим мужем, старшим сержантом Павлом Толмачевым, Ефросинья познакомилась в том же 46-м году. Он работал на восстановлении моста в Краснодоне Луганской области.
Как-то Ефросинья с подружкой шла в госпиталь, а навстречу – Павел с приятелем. Поболтали и разошлись. А во время дежурства с проходной звонят: «Усова, вас ждет молодой человек». Тут уж они по-настоящему познакомились и приглянулись друг другу.

– Когда сошлись, у него по телу вшей было! Мыться было нечем. Жили в сарайчике – тут корова, а тут летняя кухня. В 47-м приходит начальник поезда и говорит: «Нас отправляют строить дальше. Кто не зарегистрировался, в вагоны не возьмем!» И пошли все регистрироваться… (Смеется).

В Куйбышев Толмачевы попали после Уфы, в 1952 году. Восстанавливали железнодорожный мост через Самарку. Жили прямо в вагонах. Через несколько месяцев получили квартиру в щитовом бараке. Все в одной комнате – печка, кухня, спальня, столовая…

– Большая комната?

– Девять метров. Лидина кроватка, наша, тесный проход и все. Старшая дочка родилась в Уфе, в 50-м. Через семь лет – Лена. А между ними было два выкидыша. Голодно, тяжело… Придет состав с песком, щебнем. А мы, женщины, разгружаем наравне с мужчинами…

В 1963 году Толмачевым дали квартиру на Безымянке. Зашли и ахнули – красота! Аж две комнаты. И вода, и отопление – все для счастья.

Работать в госпитале муж запретил из ревности. Ефросинья Григорьевна трудилась вместе с ним в мостоотряде. Сейчас Павла Андреевича уже нет в живых. Старшая дочь, Лидия Павловна, окончила техникум связи. Была начальником почты. Младшая, Елена Павловна, окончила швейное училище. Но по специальности не пошла, всю жизнь проработала в метрополитене.

День Победы во время войны

Напоследок касаемся самой больной темы. Эта война, увы, не «дела давно минувших дней»…

– У вас родственники на Украине остались?

– В Харькове племянница, дочка брата, – отвечает Ефросинья Григорьевна. – А в Луганске – дочка тети Маруси.

– Связь поддерживаете?

– Это невозможно. Трубку не берут.

– Что думаете про войну, которая сейчас на Украине?

Бабушка приходит в сильное волнение:

– Ох… Была бы моя власть, я бы этих бандеровцев всех перемолола! (Показывает руками). Что они делают?! Брат брата убивает! Или они не люди? Как пауки, захватили все и жируют…

– Как будете отмечать День Победы?

– Хочется с сестричкой встретиться, – тихо говорит Ефросинья Григорьевна. – Узнать, живы или нет. Хочется, чтобы война кончилась…

Анна Штомпель, газета “Самарские известия”

фото: “Самарские известия”