Тольяттинская филармония на днях открыла для тольяттинцев нового русского поэта. Актер и режиссер Александр Панкратов-Черный приехал на свой авторский вечер с книгой стихов, за которую получил знаковую премию «Петрополь». Эта премия — имени святой Ксении Блаженной. Многие петербуржцы считают, что именно благодаря ей они пережили блокаду. Думают, что и сегодня Ксения Блаженная их защищает. Защищает она и Александра Васильевича. Ото лжи, от неискренности, от дежурных, проходных фраз. От равнодушия, невнимания к зрителю. Первое, о чем он попросил перед началом концерта на сцене филармонии, — включить полный свет в зале. Чтобы видеть лица тех, кто пришел с ним поговорить.
Ванька Сидоров
— Александр Васильевич, когда вы «почернели» из-за того, чтобы уйти от совпадения имен с вашим сокурсником по ВГИКУ, тоже Александром Панкратовым, вы не думали о том, что становитесь однофамильцем с поэтом (я имею в виду Сашу Черного) и это ваш пропуск на путь в поэзию?
— Поэт Саша Черный говорил, что он Черный потому, что высмеивал черные стороны нашей действительности. И тут у нас ничего общего. Я, наоборот, тону в этой черноте. Я ее вижу, воспринимаю. Она меня окружает, и молчать о ней я не могу и не хочу.
А пишу я с детства. Можно сказать, что поэтом меня сделал Ванька Сидоров. Я в школе полюбил скромную девочку Лиду Лысову. Она мне пирожки в парту подкладывала. А Ванька тоже проявлял к ней интерес. И вот однажды он частушку-нескладушку про меня сочинил и спел, подлец. Вышел и объявил: «Частушка про Шурку Панкратова: «Ты родился под мостом. На тя куры срали. Оттого ты не растешь, гнида конопатая». Конопатым я был действительно, но спеть такое при Лиде Лысовой!.. Я взял дубину и погнал его по селу. А потом написал свое первое стихотворение. Там собрал весь деревенский фольклор, который блуждал в этих окрестностях. Вам читать не буду. Стра-а-а-ашное стихотворение! Назавтра дед мой, казак, офицер царской армии, выпорол меня за то, что я такие стихи сочинил, что в деревне все уши затыкали. А бабушка обняла, дала конфетку — подушечку по рубль десять за килограмм — и прочитала лекцию про поэзию и стихи. И больше я матершинных стихов в жизни не написал. Так что поэтом меня Ванька Сидоров сделал. Погиб он на Братской ГЭС во время строительства. Теперь, когда я бываю в Братске, прихожу туда с цветами.
— А я все о масти. Если бы вы были не Черным, а Синим, Красным или Желтым, может, и такого глубокого переживания за мир вокруг не случилось бы? Запрограммировало вас имя? Как вы лодку назовете…
— Нет, это меня мой край Алтайский запрограммировал. Бабушка моя Аннушка, дед мой Трофим. Говорили: смотри, что происходит. Давали советы, как это обойти, чтобы не страдать. Но обойти горе было невозможно: вся Русь страдала. Да и сейчас не очень радуется. Так и принимаю все близко к сердцу. «Родина, ах, моя Родина! Берег реки вдалеке, Красная кровью смородина Капелькой на руке… Крик одиночества в осени… И журавли… журавли… С берега хочется броситься, С самого края земли… Реки окажутся речками, Церкви покажутся свечками, И, умирая уже, Самое-самое вечное — Родина, болью в душе…».
— Стихи ваши и печатают, и поют.
— Да я же недавно совсем печататься стал, все был невыездным и непечатным. Книга, которую я к вам привез, моя вторая. Составила ее Мария Арсеньевна Тарковская, сестра великого нашего кинорежиссера Андрея Тарковского. Я к ней чемодан рукописей приволок, и вот что получилось. Больше трехсот страниц она отобрала. Были, конечно, друзья, которые поддерживали во мне это поэтическое начало. А Белла Ахмадулина просто потребовала, можно сказать, чтобы я стихов не бросал.
Самый трагический
— С таким именем, как Белла, не считаться нельзя. Это для вас программа просто.
— Наверное, да. Говорила мне Белла: «Если рифмой заразился, освободиться от нее уже нельзя. С этим надо умереть». А недавно я был у Бориса Месерера, ее супруга, у них дома. Он показал мне огромный ее архив, от пола до потолка. Неизданный. Он растерян: кто ж это все издаст? Хрупкая эта девочка была невероятной работоспособности. Это восхищает. Белла однажды сказала, что я самый трагический поэт конца двадцатого века. А сама даже в больнице посвятила стихи каждой медсестре. Это удивительные стихи. И проза у нее удивительная. Мама до моей книжки не дожила. Все говорила мне: «Саня, брось писать, расстреляют не дай бог».
— Такими политически острыми были ваши стихи?
— Просто мама знала, за что репрессируют, за что расстреливают. Она знала, что у меня не получается веселых стихов. Я в стихах страдаю, потому что в жизни больше трагедии встречал, чем веселья. Мама этого боялась. Боялась за младшенького.
— Вы младший?
— Да. Двоих она в войну похоронила, а мы с Зиночкой вот как-то выкарабкались. Хотела сохранить меня для счастья…
— Сохранила.
— Сохранила, и я очень благодарен ей за это. Я ж недоношенным родился на сорок первом году маминой жизни. Молока у нее не было. Меня — в тулуп и на печку. Выпаривали, как цыпленка. Бабушка хлеб с сахаром жевала, в марлю заворачивала, и мне — в пасть. Вот и вырастили на свою голову птенца-то.
Про любовь
— Александр Васильевич, мне кажется, кинематограф обошел вас любовью. Не в том смысле, что не снимал, а в том, что вы не играли любовь. Про театр я не знаю: есть у ваших героев там это чувство?
— Еще как есть! Сейчас вот играю антрепризу «Заложники любви». Это комедия. Я в ней с того света к своей жене прихожу после того, как в автокатастрофе погиб. Потому что хочу ей счастья. А с Ниночкой Усатовой мы играем в спектакле «Любовь не картошка». Мы орем друг на друга, ссоримся. А если разобраться, то это любовь получается. Мы бесконечно любим друг друга.
Любовь сыграть нельзя. Что такое любовь? Это поступки. Вот поступки и играем. По поступкам судят, есть любовь или нет. Я с Верочкой Сотниковой играю «Десять лет без права переписки». Я эту ее Файку люблю. Иду на конфликт с самим Берия, чтобы ее спасти. Матерю ее, кричу. Но переполнен любовью.
— А в стихах все больше любви к Родине, к справедливости. К друзьям. К женщинам есть любовь у Панкратова-Черного?
— Конечно. Любовь — чувство потрясающее. Оно может убить, отобрать жизнь. А может толкнуть тебя на подвиг, на грандиозный поступок. У меня такие строчки есть: «Любовь моя — комическая бездна».
— В бездне и пропасть можно, Александр Васильевич!
— Точно. Можно пропасть. Любовь такая… «Ромео и Джульетта» Шекспира — детский лепет просто. У меня вообще есть подозрение, что Шекспир писал ее для детей, чтобы предупредить: не увлекайтесь, это может привести к смерти.
Клубок идей
— Вы назвали комедию…
— Клубком идей. Для того чтобы сыграть комедию, нужно быть суперпрофессиональным актером.
— Значит комедия — это селекция?
— Стопроцентно точно! Отбор, опыт, ум. Иногда говорят: вот комедийный актер. А он — просто смешной. В начале пути Савва Краморов был просто смешным. Косоглазым. Потом, с возрастом понял, что такое комедийный актер и стал им. В молодости Евгений Павлович Леонов понимал, что над ним смеются потому, что он такой неуклюжий и толстый Винни-Пух. И только потом стал глубоким комедийным актером. Мы, комедийные, умные. Столько всего надо прочитать, столько придумать. Юмор — это сложно. А мой любимый жанр в кино — трагифарс.
— Вы в нем снимали?
— Да. «Похождения графа Невзорова», «Система нипель». Но последний режиссерский мой фильм пролежал восемь лет, и я больше не прихожу к режиссуре. Спустя сорок лет вернулся в театр. И получаю удовольствие. А кино… в него пришло очень много необразованных людей. Много кинематографических проблем решается с помощью денег. И снимает тот, у кого деньги есть. О духовности говорить не приходится. Там стреляют да убегают. Будто в России нет обездоленного крестьянства, будто нет безработицы. А Россия-матушка жива. Вот о ней я стихи и пишу.
Любить жизнь
— Я люблю жизнь. В ней столько боли, ласки, нежности. Человек должен любить жизнь. Потому, когда человек уходит из жизни, для меня это полное недоразумение. Потом я не верю, что Маяковский застрелился, что Есенин повесился. Это были жизнелюбивые люди. Жизнь любить надо, потому что она нас любит. Бьет, учит, а любит. Я и падал, и стреляли в меня, но я всегда люблю жизнь и все надеюсь, что это взаимно. По жизни идти нельзя, за ней идти нужно. Это не ковровая дорожка. Это плаха. А у власти так — путь к палачеству.
У меня жизнь — это необходимость помолчать да к себе прислушаться: что у тебя внутри. Иногда кажется, ты себя познал. А познать себя невозможно. Вдруг что-то происходит. И мы не можем объяснить своих поступков. А почему ты убежал, когда нужно было драться? А почему голову в окопе спрятал, когда надо было отстреливаться? А почему промолчал, когда это было предательством друга? Нет, себя познать сложно, а других тем более. У нас, артистов, работа такая — познавать других. Искать выход к чему-то живому, человеческому и рассказывать людям, чтоб им светлее было. В этом прелесть нашей профессии. И хорошо, если она ведет к свету, к добру, к совести. Часто бывает к черноте, к противному она ведет.
Тольятти
— Я уже не первый раз в Тольятти. Люблю ваши места. Волгу люблю. И радуюсь ее красоте. Это я вам как поэт говорю. И восхищаюсь тольяттинцами. Это работяги. Я люблю людей, от которых машинным маслом пахнет, а не властным елеем. Но вот проезжаю мимо и вижу, сколько брошенных цехов, сколько обезглавленных производств.
Желаю народу вашему терпения. Погубили вот мы только много… Это и печалит.
Цитата:
Любовь сыграть нельзя. Что такое любовь? Это поступки. Вот поступки и играем. По поступкам судят, есть любовь или нет.
Цитата:
У меня вообще есть подозрение, что Шекспир писал «Ромео и Джульетту» для детей, чтобы предупредить: не увлекайтесь, это может привести к смерти.
Цитата:
Мы, комедийные актеры, умные. Столько всего надо прочитать, столько придумать. Юмор — это сложно.
Цитата:
Я все свои книги маме посвящаю. Для меня мама — жизнь. Она меня любила, лелеяла, надо мной плакала. За меня боялась, била меня мокрыми носками, когда я ноги промочил, а в школу идти надо было…
Кто есть кто:
Александр Панкратов-Черный
Народный артист России, режиссер, поэт.
Родился в 1949 году на Алтае.
Окончил Горьковское театральное училище, а позднее — режиссерский факультет ВГИКа.
Его молитва «Господи, дай же мне волю» была утверждена Синодом РПЦ МП для открытия Храма Христа Спасителя и исполнена на этой церемонии Иосифом Кобзоном.
В 2009 году Александр Васильевич получил литературную премию «Петрополь».
Награжден литературными премиями имени Пушкина, имени Франца Кафки.
Член союза писателей России.
Президент фестиваля искусств «Южные ночи».
Профессор, вице-президент Академии безопасности, обороны и правопорядка, член Совета благотворительной организации «Благомир». Президент детского спортивного фонда «Наше поколение».
С 2006 года — председатель попечительского совета Межрегионального общественного фонда имени Михаила Евдокимова.
Наталья Харитонова, «Площадь Свободы»
фото: Площадь Свободы