«Самарская театральная муза — 2015» вновь призналась в любви сразу нескольким тольяттинским актерам.
Ведущая актриса театра «Колесо» Елена Радионова привезла домой специальную премию за роль в спектакле «Пять вечеров» по пьесе Александра Володина.
— Лена, в вашем послужном списке — 71 роль. Там и Шекспир, и Мольер, и Теннеси Уильямс, и Николай Коляда, и Людмила Улицкая… Какие из них стали ступеньками роста, какие вырастили в вас актрису?
— Каждая роль что-то открывает, но, пожалуй, ближе других роли в «Мурлин Мунро», «Трактирщице», «Пижаме на шестерых», «Стакане воды». Они такие разные. Помню, как режиссер Анатолий Морозов пытался открыть во мне, характерной актрисе, другие грани, как он боролся с моими руками…
— А что не так с руками?
— Да посмотрите, какие они у меня длиннющие! И если ими чрезмерно махать, какая уж тут благородная женщина получится?
— Никакой! А если серьезно, то по всем статьям выходит, что Тамара из «Пяти вечеров» стала для вас особенной ролью. И не только потому, что вы получили за нее награду.
— Первую, между прочим…
— Поздравляю! Как начиналась эта работа?
— Однажды худрук театра Михаил Чумаченко отвел нас с Андреем Амшинским в сторонку и сказал, что мы будем репетировать «Пять вечеров» с московским режиссером Василием Мищенко. Сказал и ушел. А мы переглянулись: «Ничего себе, «Пять вечеров»! Какая пьеса! И фильм видели, и работы Гурченко и Любшина на слуху, и сам материал так обязывает». Мы стали узнавать про Мищенко, ждать, когда начнем репетировать. И вот однажды вечером мне позвонили: «Приехал режиссер из Москвы, приходи знакомиться».
— Ваши представления о роли совпали с режиссерским видением Володинской Тамары?
— В основном да. Он не требовал от нас заоблачных перевоплощений, хотел простоты и искренности. Если бы этот спектакль сейчас шел на камерной сцене, это было бы даже лучше. Потому что от репетиции к репетиции режиссер убирал все штампы, излишества, не дай бог было нам, артистам, «хлопотать лицом». Когда режиссер приезжал в театр, мы работали с утра и до ночи. Репетировали, пили чай, разговаривали. Постоянно были в работе. Даже дома. Дома Алексей (композитор Алексей Пономарев по совместительству муж Лены Радионовой. — Прим. ред.) работал над музыкой, писал песни на стихи Володина. И я на кухне разучивала песню… Знаете, режиссера Василия Мищенко трудно было не понять, не услышать. Он так много говорил о героях Володина, иногда даже со слезами на глазах: «Ты представляешь, сколько они не виделись?! Однажды была пауза в репетиции, мы с Андреем разговорились, потом задумались, замолчали. Вошел Василий Константинович, посмотрел на нас: «Ну, вот же оно! Вот ваши пять вечеров. Давайте я вас такими сейчас сфотографирую».
— Создать свою Тамару на фоне известных работ, наверное, очень сложно. Но сохранить ее после премьеры еще труднее.
— Да, конечно. Ведь для меня это очень значимая работа. И когда я знаю, что у меня в этот день «Пять вечеров», стараюсь ни на что не отвлекаться. У нас в этом спектакле очень душевная, светлая, добрая атмосфера, и мы с Андреем стараемся ничего не впускать в нее лишнего, оберегаем эту ауру спектакля.
— Когда вы поняли, что героиня у вас получилась?
— Я как-то быстро нашла свою Тамару. Иногда так бывает. Находишь правильную «физику» в себе, а потом от этого физического и идешь внутрь… И все выстраивается: Тамара, такая сдержанная и закрытая, оттаивает…
— Людмила Гурченко работе не мешала?
— Нет, даже помогала…
— Только что закончилась репетиция нового спектакля. Что это будет?
— Водевиль «Уж замуж невтерпеж». Внутри него — еще два водевиля.
— Как вам живется в этом жанре?
— Хорошо, люблю водевили. Это кринолины, это весело. Шути, пока режиссер не остановит. Люблю характерные роли, костюмные спектакли. С каким-то особым чувством вспоминаю постановку по авантюрной пьесе Эжена Скриба «Стакан воды». Но что бы я ни играла, каждый раз хочется найти что-то новое в себе.
— Все жанры уже попробованы?
— Нет, абсурда у меня, по-моему, еще не было.
— Будем ждать театрального абсурда Елены Радионовой, ученицы… Чьей?
— Глеба Дроздова. Я ведь поступала на его курс. Всегда вспоминаю Глеба Борисовича как режиссера, который умел доходить до каждой фразы в роли, расковыривал ее вместе с нами. Помню его скрупулезность, его стремление к правде в спектакле. Он говорил: «Ребята, с вами никто другой не будет нянчиться, как я». И это правда. Мы могли репетировать одну реплику весь день. Потому что если ты не понял одного лишь этого предложения, не имеет смысла идти дальше. Как там говорил Ключевский: «Театр плох, если зритель видит на сцене актеров, а не людей». Глеб Борисович хотел видеть в нас людей.
Наталья Харитонова, Площадь СВОБОДЫ
фото: Площадь СВОБОДЫ